Любовь похоронив, на сетованья скуп,
Не слышим у него ни злобы, ни обиды.
Но вот он проскакал — и мука тут как тут
И с новой каверзой, доселе небывалой,
А розы в Барнете по-прежнему цветут,
Клинки у белой и клинки у алой.
Лишь ту, сказал мудрец, нам жизнь прожить дано,
Что мы испортили; лишь ту испортить можно,
Что прожили. Добавь: что поутру смешно,
Не стало б к вечеру постыдно и ничтожно.
О женской верности и доблести мужской
Мы столько слышали и столько слов сказали,
Что стены белые краснеют на вокзале,
И пьян чертополох над гробовой доской.
5 сентября 2001 — 15 февраля 2005
* * *
Сидит под Александровой колонной
Чудовище мечты осуществленной.
Торчат клыки, несет из пасти серой.
Сидит, надеждой сытое и верой.
Песок до горизонта. Ни травинки.
У зверя на ресницах — ни слезинки.
Обрюзг стоокий Аргус, еле ходит,
Пигмей на поводке его выводит.
На свете — ни души. Земля пуста
И замкнуты небесные уста.
Не смей, не смей мечтать! Мечты сбываются —
Вот локти где начнешь кусать и каяться.
16 февраля 2005
* * *
Его, Филемон, ни с кем делить не возможно!
Мы атом членим — для мысли честь и отрада,
А в этой шкатулке всё составное — ложно.
Нет! Счастье, как ты, — самой природы монада.
И боли твоей никто вполне не разделит,
Хотя б и старался бережно и упорно.
Чтоб лучший твой друг не стал вдруг что лютый нелюдь,
Беги сердечной игры; она — иллюзорна.
12 мая 1984, февраль 2005
* * *
Соседка бродит в переулке,
А рядом, плюшевый магнит,
Полдня прождавшая прогулки
Болонка в шлейке семенит.
Когда бечевка на пределе,
Подружки связаны тесней.
Одна из двух всегда при деле,
Другая тянется за ней.
Я всякий раз немного трушу
И заклинанья бормочу,
Свою выгуливая душу:
Всё чудится, что упущу.
Над этим телом виноватым,
Над черным лаком невских вод
Гомункулом замысловатым
Она спиралями плывет.
Над Латераном пролетела,
Над Лувром сделала виток.
С понятным страхом чует тело
Нематерьяльный поводок.
Полубезлюдный город гулок.
Назад торопится душа.
Хорош Кричевский переулок.
Соседка тоже хороша.
26 декабря 1982, 16 сентября 2005
* * *
Работает, не покладая рук,
Из века в век, из часа в час. Минуты
Не отдохнет. Неведом ей досуг.
Все канут: смерды, Канты и Кануты.
Чуть свет Канут садится на коня,
Беды не чует, слез не отирает.
— Ты предан, князь! — Не слышит он меня.
— Не езди! — Он уздечкою играет. —
Едва задумался — хозяйка тут.
Все доблести сдаются ей без бою.
Глядишь, уже Канута в гроб кладут.
На очереди Кант и мы с тобою.
Как убедительны ее труды,
