— Не знаю, господин.
На этот раз слово «господин» удалось ему куда легче.
— Так значит, ты тоже заблудился?
— Я… так значит, вы не умираете?
Мужчина расхохотался, но смех тут же сменился стоном.
— Нет, парень. Меня голыми руками не возьмешь. А с чего ты… — Он окинул себя взглядом и пробормотал: — Кровь, вечно кровь. — Потом зажмурился и покачал головой. Когда он открыл глаза в следующий раз, его лицо неуловимо изменилось. — Послушай, парень, судя по шуму, здесь где-то недалеко ручей. Можешь принести оттуда воды? У меня есть бурдюк… — Он принялся хлопать себя по бокам, потом покачал головой. — Похоже, больше нет. Должно быть, меня обчистили. Здесь что, были грабители?
— Я их не видел, — сказал Долл. Не исключено, что этот человек сам был грабителем. — Я услышал какие-то крики в темноте. Потом я упал…
Теперь глаза раненого взглянули на него так, как будто тот впервые увидел его по-настоящему.
— Клянусь богами, ты упал? Вид у тебя немногим лучше, чем мое самочувствие. Ты спас мне жизнь, — сказал мужчина. — Не у каждого хватит смелости в темноте броситься на помощь неизвестно кому и бросить вызов двум вооруженным грабителям, а ты ведь совсем еще мальчишка.
Долл почувствовал, что ушам стало жарко.
— Я… я не собирался… — выдавил он.
— Не собирался?
— Нет. Я упал с обрыва.
— Тем не менее твое падение спасло меня, не сомневаюсь. Ох! — Еще один стон, и мужчина с трудом уселся на земле и ухватился за голову, как будто боялся, что она может свалиться и куда-нибудь укатиться. — И зачем только я пью эту отраву, которую называют элем…
— Ради спасительного забвения, — повторил Долл отцовские слова.
Ответом ему был хриплый хохот.
— Да, это верно, хотя ты еще слишком зелен, чтобы рассуждать о забвении. Ты… — Раненый внезапно умолк и уставился на землю рядом с рукой Долла. — Где ты это взял? — спросил он.
Долл совсем позабыл о ноже, который лежал на земле, поблескивая в первых лучах солнца. Он быстро протянул руку и накрыл его ладонью.
— Сестренка дала, — ответил он. — Простая деревяшка.
— Я вижу, — сказал мужчина. Он покачал головой и зарычал от боли. Этот звук был знаком Доллу; отец напивался каждые три месяца, сколько Долл себя помнил. Незнакомец кое-как встал на четвереньки и пополз к ручейку, где принялся пить и плескаться, а потом поднялся и стащил с себя окровавленную одежду. Уже совсем рассвело, и Долл разглядел синяки и порезы на коже цвета слоновой кости, хотя у него на боках и так уже живого места не было от старых шрамов.
