Суровые дни | страница 8
— Мяти-пальван правильно говорит, сердар, — вмешался Махтумкули, заметив, что одноглазый собирается резко возразить сердару. Старый поэт лучше других понимал, что сейчас не время для раздоров между односельчанами. — И ёмут такой же туркмен, как и мы. Но недаром говорят, что когда судьей шайтан, то и родные братья подраться могут. Если где-то оступился человек, надо помочь ему подняться. А мы вместо этого, как волки, грызем друг друга. Гоклен враг ёмуту, ёмут — текинцу, текинец — сарыку… Разве не эта глупая вражда — причина всех наших бед? Разве не от нее наши слабости? Не надо, сердар, ковырять старый саман — много пыли поднимется. Гоклены тоже не раз грабили земли ёмутов и угоняли их скот. Зачем вспоминать старое? Сегодня ёмуты попали в беду — мы останемся в стороне. Завтра беда падет на наш аул — они не придут на помощь. Так народ никогда не обретет спокойствие, сердар.
Адна-сердар слушал поэта, не перебивая, только злая усмешка по временам кривила его толстые губы да лицо постепенно темнело, наливаясь краской гнева. Глядя на Махтумкули, как ястреб на намеченную жертву, он негромко процедил:
— Не мути воду, шахир! Я не пойду к ёмуту! Кто он такой, чтобы я к нему шел? Он считает себя султаном всех туркмен, а я… — Адна-сердар повел вокруг глазами, — а я не равняю его даже вон с той облезлой собакой! Если ты близок ёмуту, — поезжай! Мы тебе палку под ноги не бросим! Во-он дорога к ёмуту!
Махтумкули многозначительно усмехнулся и сказал:
Адна-сердар помолчал, скрипнул зубами. Гнев распирал грудь и мутил голову. Голос его налился яростью, когда он сказал:
— Мое слово — сказано! Я не еду! А у кого есть желание, пусть едет. Дорога к ёмутам открыта!..
Он вызывающе повернулся и зашагал прочь. Люди стояли в растерянности. Шаллы-ахун закричал:
— Эй, мусульмане, не омрачайте той! Взывайте к аллаху! Всемогущий аллах друг всего сущего. Да убережет он вас под своей защитой! — Ахун посмотрел вслед сердару и добавил — Идите, занимайтесь своими делами!
Люди неохотно начали расходиться.
Глава вторая
«ЕСЛИ БЫ МЫ ДРУЖНО ЖИТЬ МОГЛИ…»
Старый поэт шел домой, глубоко погруженный в невеселые думы. Жизнь беспросветная, жестокая жизнь давила людей за горло своей косматой лапой, кривилась им в лицо зловонным провалом беззубого рта. Кровь у народа стынет в жилах от страданий и мук, которым нет конца. Куда ни глянешь — всюду избиение, грабеж — грабеж, оправданный законом, грабеж беззаконный…