Суровые дни | страница 9



Проклятый мир! Неужели нет в тебе никого, кто смог бы остановить руку злодея? Совсем немного времени прошло с тех пор, как шахские нукеры собирали подать. Стон и плач оставили они после себя. Зачем же снова собирает ханов правитель Астрабада? Понятно, не на пиршество. Или кони нужны, или новые нукеры. Опять муки, опять тяжкий камень на плечи бедного люда. Неужто снова возвращаются кровавые времена Надир-шаха?..

Жесток был Надир-шах! Несчастный народ не имел при нем ни прав, ни пристанища, ни скота. В огромный зиндан[4] был превращен шахом светлый подлунный мир. И тогда казалось людям, что если стрела смерти поразит насильника-шаха, — мир сразу осветит солнце справедливости, широко растворятся двери щедрости и беда навсегда оставит людей.

Так думали они и молились аллаху, чтобы снизошел он к их слезным просьбам и сократил дни Надир-шаха. И внял им аллах: пришла весть, что собственные нукеры зарезали шаха. Сколько радости принесла эта весть, сколько умерших надежд она воскресила! Словно разом сошли с небес черные тучи. Сотни родов и племен, изнывавших от тяжкого шахского гнета, вздохнули свободно и впервые за много лет почувствовали запах степных цветов в налетевшем ветре, услышали пенье жаворонка и увидели, что дети еще не разучились смеяться.

Да-да, думал поэт, я хорошо помню эти дни. Тогда все жили надеждой, что в мире воцарится порядок и справедливость. О мой аллах, зачем так суров ты к детям своим? Зачем, давая им щепоть, забираешь у них пригоршню? Как обманул ты ожидания людей! Ручейки месяцев текли, сливались в водоемы лет, а справедливость все не наступала, и двери щедрости оставались плотно запертыми. Беки, ханы и сердары, те, что лизали пятки Надир-шаху, возомнили себя львами, каждый надел на голову собственную корону. В Хорасане — Шахрух, в Ширазе — Керим-хан, в Мары — Байрамали-хан, в Дуруне — Искандер-хан, в Астрабаде — Мухаммедхасан-хан. Вместо одной ощеренной пасти появились десятки хищников. И каждый из них мечтал держать на своей ладони весь мир, стать правителем правителей, султаном султанов. Снова — битвы, снова — войны. Кто-то побеждал, кто-то был побежден, но менялось ли что-нибудь для народа? Хоть один из правителей подумал о людях? Им некогда было думать, разорение, смерть и огонь оставляли они за собой…


Кто-то, поздоровавшись, прошел мимо Махтумкули. Поэт рассеянно ответил. Потом, точно споткнувшись, остановился и, глядя вслед односельчанину, долго стоял на дороге, покручивая в тонких чутких пальцах кончик бороды.