— Слышите? — хаким обернулся к Абдулмеджит-хану. — Он не доволен бытием! Спросите его, какое же бытие ему нужно. Может быть, он хочет быть хакимом? Или желает венчаться шахской короной?
Абдулмеджит-хан осуждающе покачал головой. Махтумкули сказал:
— Нет, господин хаким, мы не претендуем на ваше место. Мы только хотим, чтобы у народа был правитель.
— А разве его нет?
— Сухое дерево тоже дерево, господин хаким, но оно не дает ни плодов, ни тени. Мы думаем о правителе, который бы заботился о народе.
— И что вы понимаете под этой заботой? — сощурился хаким.
— Народ хочет видеть руку, которая не только берет, но и дает, — сказал Махтумкули, — не только бьет, но и ласкает. Справедливую власть все признают, господин хаким. За исключением отдельных негодяев никто не желает скандалов и междоусобиц. Каждый мечтает о мирной жизни. Поезжайте и посмотрите сами — по обе стороны гор народ умывается кровью. Куда ни глянешь — насилия и убийства, убийства и насилия…
Махтумкули замолчал. Хаким, поправляя под локтем подушку, поощрил:
— Говорите, говорите!.. Мы слушаем вас…
Махтумкули наполнил свою пиалу чаем.
— Говорят, что у правдивого слова друзей мало, — продолжал он, — но я скажу вам правду, господин хаким: народ обнищал и обессилел. А ноша поборов тяжелее с каждым днем.
— Какие поборы вы имеете в виду?
— Легче сказать, какие не имею! — с горечью ответил Махтумкули. — Каждый день фирман за фирманом, приказ за приказом! Сегодня приходят за податью, завтра за данью. Есть поборам начало, но нет у них конца. И чем дальше, тем больше их!
— Позвольте! — хаким, подняв руку, прервал поэта и нахмурил брови. Но голоса не повысил, стараясь сдерживаться. — Вы, кажется, протестуете против законных налогов? Но разве не государство — хозяин положения? Разве оно не вольно брать или оставлять?
— Разумеется, государство имеет много прав, господин хаким. Но ни один садовник не станет срубать дерево, чтобы достать плоды. Если вы хотите найти в народе опору, облегчите его положение! Поверьте, господин хаким, не осталось у народа терпения и выдержка его висит на одном волоске.
В разговор вмешался Абдулмеджит-хан. Задрав нос и сердито тараща глаза, он грозно проговорил:
— Ай! Не говорите зря! Благодарите судьбу, что такого хакима встретили. Другой на его месте сразу показал бы вам и недуг и лекарство!
Махтумкули не придал значения угрозе Абдулмеджит-хана. Изучающе глядя на него, он спокойно ответил:
— Господин хан, некогда такой же достойный правитель, как и вы, за справедливые слова жестоко наказал бедняка. Сначала он топтал его ногами, а затем, не довольствуясь этим, бросил в темный зиндан. Но бедняк не отрекся от своих слов. Он сказал хану: «Если прикажете ослепнуть — закрою глаза, велите замолчать — сомкну губы; скажете: «Оглохни» — заткну уши. Но если прикажете быть бездумным скотом, покорно сносящим побои… Нет, этого выполнить не смогу!» Так и я, ага. Вы можете меня и посадить в зиндан и повесить, но пока есть сила в моем теле, вы не можете лишить меня разума. Это никому не удастся! Оттого, что вы умертвите одного мужественного, мужество не умрет. Не забывайте этого, господин хан!..
