Студенты интеллигентского и пролетарского происхождения враждовали между собой. Они отличались друг от друга буквально всем: родителями, уровнем развития, привычками, даже лексикой. Естественно, я примкнул к первым, но лишь частично, так как никогда не отождествлял себя с «интеллигенцией». Я еще не понимал, что жизнь в коллективе вообще не для меня. Я был не слишком общительным, но главное — меня одолевали разные комплексы. Жизнь дома из-за неурядиц в семье тоже складывалась не лучшим образом. Так что причин радоваться у меня тогда было мало.
Лешек Хердеген, согласно призванию и определенным чертам характера, поступил в театральное училище. У него всегда было призвание — но к чему? К поэзии? К литературе? Вообще к искусству? И вот это выяснилось. Прежде он сотрудничал с молодежным журналом, писал стихи, прекрасно читал их на вечерах и вечеринках и наконец — решился: стал студентом первого курса театрального училища, что находилось тогда на углу Шпитальной и Пиярской. Этот курс стал авангардом высших учебных заведений Кракова. Там учились умопомрачительные красавицы, и я частенько туда наведывался. Тогда и родилась легенда, будто и я поступил в это училище, а потом бросил его из-за болезни горла. Разве нельзя просто пойти полюбоваться студентками, не выслушивая потом подобные нелепости? А я тем временем штудировал свою архитектуру — с постепенно угасающим энтузиазмом.
Я ходил тогда в голубой куртке на искусственном меху, которую приятели называли «голубой обезьяной», — из «американских подарков». Для пущего форса я дважды опоясывал куртку длиннющим ремнем. Помню эти подробности, поскольку мой гардероб, и раньше не слишком богатый, к тому времени оскудел запредельно. Я носил эту куртку не снимая, с осени до весны. Дважды в день пересекал Раковицкое кладбище, в эту пору особенно печальное, чтобы оказаться у мрачных корпусов Политехнического на одном конце маршрута и перед пустым холодным жилищем — на другом.
Все, что помню из архитектуры, — это котлован под фундамент и многочисленные замеры, с которыми я мучился, бесконечно путаясь в расчетах. Из истории искусства помню ионический ордер. С удовольствием рисовал гипсовую голову Моисея с рогом во лбу, но приходил в бешенство от замечаний ассистента, требовавшего, чтобы наши рисунки точно соответствовали его указаниям. Получая небольшую стипендию, приобрел, как и положено архитектору, чертежную лампу.
Уже не помню, каким образом я узнал о смерти матери. Ни с кем конкретно у меня это не связано. Может, получил телеграмму? Во всяком случае, произошло это совершенно неожиданно. Ничего подобного я не ожидал, мать находилась далеко, не в Кракове. Я уже к этому привык, и вдруг…
