Записки профессора | страница 40



Помню и трагический для Севастополя день, когда в Севастопольской бухте, на глазах всего города взорвался и затонул линкор «Новороссийск», загубив около тысячи человек. Взрыв был ночью, а на рассвете меня разбудил наш сигнальщик с вышки КИМС: «Товарищ лейтенант, «Новороссийск» перевернулся, одно днище видно». Взлетев бегом на вышку, я увидел: километрах в двух от нас, на том месте, где вчера стоял красавец «Новороссийск», вместо него виднелось лишь его днище, слегка высовывающееся из воды. Его обступили спасательные суда, сверкали огоньки вольтовых дуг, режущих металл, поскольку там, внутри перевернувшегося корабля, оставались ещё живые люди, и их пытались освободить, разрезая металл. Но как только прорезались первые отверстия, воздух выходил, отсек заполнялся водой и люди погибали раньше, чем удавалось расширить отверстие и спасти их. Перевернувшийся корабль погружался всё глубже и к вечеру окончательно исчез под водой. Всё было кончено.

Через день хоронили погибших. Очень многие из них были севастопольцами, в городе жили их жены и дети. Тысячи людей провожали погибших в их последний путь, но все – неофициально. Официально в городе ничего не происходило, работа и служба якобы продолжались как всегда, а местная городская газета сообщала, что в этот день в городе происходят «соревнования по плаванию». О погибших и о похоронах – ни слова. Такие были тогда порядки, таким было отношение к людям.

Погибших погребли в братской могиле, рядом с кладбищем, где лежат убитые в первую оборону Севастополя, в 1854—55 годах. Над братской могилой поставили памятник – но без единой фамилии. Он долго стоял так – бесфамильный, таинственный. Фамилии погибших появились на нём лишь 10 лет спустя, когда времена и нравы немного переменились.

Почему погиб «Новороссийск»? Почему погибло на нём так много людей? Официального ответа не было дано ни тогда – в 1955 году, ни потом. Я знаю больше других, поскольку работал в службе, отвечающей за безопасность кораблей, много слышал и знал. Сейчас настало время рассказать всё. Это – тоже наука – наука анализа ошибок, которые надо изучать и исправлять, если мы не хотим новых и новых жертв.

В ту роковую ночь 1955 года «Новороссийск» стоял на якоре в Севастопольской бухте в 200 метрах от берега, прямо напротив морского госпиталя. В 2 часа ночи под днищем корабля взорвалась мина – немецкая магнитная мина, одна из тех, что бросали на дно немцы, уходя из Севастополя в 1944 году. Уходя в спешке, немцы бросали мины без тщательно настроенных взрывателей или с неисправными взрывателями. В 1944 году мины были не опасны, но с годами они ржавели и могли взорваться от любого толчка. О лежащих на дне минах знали (точнее – знало командование, матросы не знали ничего), но обезвредить их никак не могли собраться, поскольку это хлопотное дело, нужно было менять места стоянки кораблей, это снизило бы формальные показатели «боевой подготовки», о которых отчитывались, и боялись, что высшее начальство снижения показателей «не поймёт». И вот в 1955 году якорная цепь «Новороссийска» задела лежащую на дне мину, она взорвалась. «Новороссийск» получил пробоину, стала поступать вода. Для военного корабля пробоина – дело обычное, много раз отрепетированное. Согласно отработанному расписанию, аварийная партия корабля (это – 200 человек) стала бороться с поступлением воды, укрепляя подпорками переборки. Более 200 человек на это не нужно, да лишние и не поместились бы. Вся остальная команда – 1800 человек – была построена на верхней палубе, якобы для «поддержания духа» тех, кто реально боролся за корабль внизу. Корабль, построенный в Италии в 1915 году и доставшийся нам по репарациям, к 1955 году был стар и изношен, переборки были ветхие, проржавевшие, они поддавались давлению воды, давали течь, вода проникала дальше и дальше, корабль стал крениться, нависла угроза неминуемого опрокидывания. Однако, несмотря на то, что берег был в 200 метрах, никому из тех, кто стоял на верхней палубе и ничем реально не мог помочь, не дали команды покинуть корабль. Команда не была дана почти до самого последнего момента, когда через три часа после взрыва крен стал уже критическим, сорвались башни, а за ними перевернулся и весь корабль. Только потому, что в 200 метрах был берег и Морской госпиталь, удалось всё же спасти примерно половину тех, кто был на корабле.