— Послушайте, если я не смог защитить своего ребенка, то как я смогу защищать других людей?
— Защищая детей других людей, вы защитите своего будущего ребенка, — возразил Мюллер. — Мы не изменим мир за сутки, но нужно работать. Если вас оскорбили, почему вы должны мириться с этим?
Каждый раз, приходя к нам, Мюллер повторял свои высокопарные речи. В конце концов Альберт вставал и выходил вместе с ним, выходил, как я понимала, лишь для того, чтобы выпроводить его. А тот, другой, ребенок, о котором пророчествовал Мюллер, так и не появился. Скорее всего, ни Альберт, ни я и не желали его появления.
Потом Альберт прочно засел дома, прекратил ходить к Мюллеру и к кому бы то ни было. Африканские друзья также перестали нас навещать, очевидно, он им надоел. Он просто сидел и пил до потери сознания. Летом я устроилась на работу, чтобы заработать на жизнь и скопить денег на оплату следующего учебного года. Альберт не работал, он жил на средства, ежемесячно присылаемые ему родными, которые эмигрировали в Испанию после прихода к власти Масиаса и сумели вывезти часть своих капиталов. Из этих же средств он оплачивал учебу и всегда строго следил за тем, чтобы наши совместные расходы не превышали получаемой им суммы. Он не разрешал мне ничего тратить на хозяйство и не хотел, чтобы я обращалась за помощью к отцу. Теперь же своих денег ему едва хватало на неделю беспробудного пьянства, и он не стеснялся просить деньги у меня. Я пробовала отказывать, надеясь, что он бросит пить и вернет себе человеческий облик, но он плакал, умолял, обещал, что это в последний раз и что он завтра же начнет искать работу. Дальше обещаний дело не шло, и я даже стала замечать, что пропадают деньги из моей сумочки. Я спросила его, куда они деваются. Он все клятвенно отрицал и изображал оскорбленную гордость.
Однажды, возвращаясь с работы, я еще на лестнице услышала громкие голоса в нашей комнате, а войдя в нее, застала там всех его африканских друзей. Они стояли вокруг Альберта, совершенно пьяного и сидевшего с низко опущенной головой, как всегда в подобных случаях. Друзья ругали его на чем свет стоит и не обратили на меня никакого внимания. Один из них схватил его за шиворот и приподнял, говоря:
— Отвечай же!
Но Альберт молчал.
Я стала пробиваться к мужу, спрашивая, что случилось.
Кто-то гневно крикнул:
— Этот пес, этот предатель написал письмо Масиасу! Признавайся, ты сделал это?
Я, как и все, уставилась на него, ожидая ответа. Он долго молчал, переводя взгляд с одного на другого, потом, глядя на меня, медленно и спокойно, прежним голосом Альберта сказал:
