— Видишь ли, папа, в клубе всякие развлечения и много испорченной молодежи, поэтому я…
— Везде есть люди хорошие и люди испорченные. Пусть она сама научится разбираться в них и сохранять себя.
Голос Халида стал жестким:
— Если я, мужчина, перестал ходить в клуб, то почему она должна ходить? Ты балуешь ее, как и мама. Стоит ей пустить слезу, как ты все ей позволяешь. Ханади уже не маленькая. А я здесь отвечаю за нее!
— Ты поднимаешь на меня голос, Халид? Ты за нее отвечаешь? Я еще не умер, сын мой!
— Что ты, папа?! Я совсем не то имел в виду, я…
Я тоже поднял голос:
— Я не желаю знать, что ты имел в виду! Я сказал, не цепляйся к ней, оставь ее в покое! Понял? Я никогда в жизни не навязывал тебе своего мнения, не говорил, поступай так или не делай того-то. Я предоставил тебе возможность думать самостоятельно и вести себя, как ты сам считаешь нужным. Так?
— Да.
— Почему же ты навязываешь свое мнение другому? Это странно! Предоставь Ханади свободу выходить из дома, посещать клуб и делать то, что ей нравится. Понятно?
После некоторого колебания, Халид тихо сказал:
— Слушаюсь. Раз ты не разделяешь моей точки зрения… Но я хотел поговорить с тобой совсем о другом.
— Хорошо, но сначала дай мне Ханади.
— Да, папа.
— Слушай, Ханади, я объяснил Халиду, что ты можешь выходить из дома и посещать клуб, когда захочешь. Но, конечно, с разрешения мамы. И она должна знать, в котором часу ты уйдешь и когда вернешься.
Ханади все еще всхлипывала:
— Но я… я так и делаю, папа. Спасибо, папа.
— И еще, Ханади, я не хочу, чтобы ты сердила брата.
— А кто его сердит?! — снова взорвалась Ханади. — Он всех критикует, а сам сидит, как султан и говорит тебе: ас-салам алейком.
Она очень точно передала интонации брата, и я невольно улыбнулся, но сказал:
— Как не стыдно, Ханади! Так и я на тебя рассержусь. Он твой старший брат, и ты должна его уважать.
— Как прикажешь, папа. Бай-бай! Я уважаю тебя, господин Халид, ты доволен? Возьми трубку, поговори с папой.
— Минуточку, Ханади!
— Да, папа.
— Я вот что хочу тебе сказать. Прошу тебя, оставайся такой, как ты есть. Не меняйся!
— А что меня может изменить, папа? — удивилась дочь.
— Не знаю. Многое меняет людей, и внешнее и внутреннее.
— Хотя я, конечно, не понимаю, о чем ты говоришь, папа, но, иншалла, все будет хорошо! Ты только не бери в голову, успокойся.
Она в первый раз засмеялась своим звонким смехом и повторила:
— Бай-бай. Даю тебе Халида.
Я расслышал, как Халид сказал сестре:
