Не обошлось и без неожиданностей — на самом трудном участке пути (нужно было тащить в горку) ни с того, ни с сего привязались три местных хулигана. Двое были примерно нашего возраста, а один старше года на три. Мы старались не обращать внимания на грубые подколы, как вдруг старший из них, белобрысый долговязый тип со шрамом на подбородке, грубо и беспардонно выхватил верёвки и попытался утащить нашу повозку, не догадываясь о её содержимом.
Этот беспредельщик, злорадно хохоча, успел отбежать на несколько шагов, как вдруг одеяло на корыте зашевелилось и прячущийся под ним Марк страшным голосом произнёс:
— Кто утащил меня без спроса, тот останется без носа!
Хулиган подскочил от испуга, бросил похищенное корыто и, визжа как поросёнок, опрометью бросился наутёк, увлекая всю банду за собой. Наша верная Мурка справедливо решила, что безобразники наказаны недостаточно, она в секунду разогналась и поддела рогами последнего зазевавшегося озорника пониже спины. Пацан подлетел, смачно шмякнулся оземь, испуганно вскочил и без оглядки дал стрекача.
Мы облегчённо вздохнули, похвалили находчивого Марика и продолжили свой путь. Я шёл и думал, какой же сообразительный у меня друг. Не растерялся, придумал, что сказать, несмотря на боль, да ещё в рифму. Не ожидал от него такой смелости и находчивости.
Деревня осталась позади, грунтовая дорога закончилась, по полю же тащить повозку оказалось намного легче — дно железного корыта мягко скользило по траве, оставляя за собой примятую полосу.
Дом знахарки возник перед нами словно ниоткуда. Он находился сразу за небольшим холмом, поэтому со стороны деревни вовсе не был виден. Эта почерневшая от времени, покрытая мхом у основания, избушка слегка покосилась и выглядела нежилой. Два крошечных окошка, словно чьи-то подслеповатые глаза, неприветливо зияли чернотой. Мы застыли на месте и, будто заворожённые, рассматривали это странное жилище. Не подходя к строению слишком близко, Мурка улеглась на траву и всем своим видом дала понять, что ближе не сделает ни шага.
— Входите скорей, не мучьте парня, — вдруг ворчливо проскрипел изнутри грубоватый, неприятный слуху голос.
Дверной проём был настолько низким, что даже нам, детям, пришлось входить основательно пригнувшись. Глаза долго привыкали к темноте, жуткая действительность открывалась постепенно, и только благодаря этому мы не выбежали сразу, дрожа от страха и крича от ужаса. Трудно объяснить, что больше нас напугало — костлявая, скелетоподобная фигура бабки или тёмный, почти коричневый цвет кожи? А может её спина, состоявшая из одного большого горба? Или нос, который был настолько длинным, что доставал до нижней губы? Кроме того, помещение было настолько крошечным, что нам пришлось стоять вплотную к этой бабке-ёжке, от которой вдобавок сильно пахло грибами и какими-то специями.
