Стремление ее все взор изображал,
Что жар в ней умножал.
Тут руку госпожа уборщику пожала,
Амурный знак давала,
Но ей в смущении казалось сего мало,
Отважности его она не подождала,
Нетерпеливо ей хотелось веселиться.
Тут стала госпожа с уборщиком резвиться.
И будто бы его, играя, обняла.
Потом еще, еще и много обнимала,
И тут, и там его хватала.
Стремилась вниз ее рука и то достала,
Что всех их распаляет нежные сердца.
Исправно все нашла тотчас у молодца.
Но в этот только раз не сделала конца,
А только нежною рукой лишь подержала,
Сама от сладости дрожала.
Уборщик, стоя, млел.
Вообрази себе, читатель, эту муку,
В каком уборщик мой огне тогда горел,
Каким его дух чувством тлел.
Он также протягал дрожащую к ней руку
И уж открытую у ней грудь нежну зрел,
А так он был несмел,
Что к ней дотронуться не мог ни разу
И будто ожидал на то приказу.
Прошло так много дней.
Ходил уборщик к ней.
Им только госпожа себя лишь веселила
Так, как ей было мило.
Вдруг, лежа на софе, изволит затевать,
Чтоб голову у ней лежачей подвивать.
Уборщик исполнял ее охоту И продолжал свою работу,
А барыня его тут стала щекотать,
Потом за все хватать.
И добралася вмиг к тому, для ней что нужно,
Играть ей с ним досужно.
Поступком эдаким уборщик стал вольней,
И начал он шутить и сам так с ней,
Как шутит с ним она. Он так же точка в точку
Отважился сперва боярыню обнять
И в грудь поцеловать,
А там и юбочку немножко приподнять,
Резвяся, пооткрыл немного и сорочку
И дотронулся чуть сперва к чулочку.
Сам губы прижимал свои к ее роточку,
А уже от чулка
Пошла его рука
Под юбку дале спешно,
С ступени на ступень,
Где обитает та приятна тень,
Которую всем зреть утешно.
Дограбилась рука до нежности там всей,
И уж дурила в ней,
И вон не выходила.
Утеху госпожа себе тем находила.
Уборщик — нет.
Не шел ему на ум ни ужин, ни обед.
Что это за утеха,
Что сладость у него лилася без успеха.
Не раз он делал так
Боярыне, скучая,
О благосклонности прямой ей докучая,
Смотря на ее зрак.
Лишь чуть приметит он ее утехи знак,
Котору
Он в саму лучшу пору
У ней перерывал,
Прочь руку вынимал
И чувство усладить совсем ей не давал.
Сердилась госпожа за то, но все немного
И не гораздо строго,
Хотя сперва и побранит,
Но тот же час приятно говорит.
Нельзя изобразить так живо тот их вид,
В каком был с госпожей счастливой сей детина,
Какая то глазам приятная картина:
В пресладком чувстве госпожа,
Грудь нежну обнажа
И на софе лежа,
Спокойно,
Не очень лишь пристойно
И чересчур нестройно.
Прелестны ножки все у ней оголены,
