— Жаль, если человек погибнет, не выполнив задания.
— А если из-за неисправности погибнут все? Максимум через час надо погрузиться. А трубопровод будет создавать дополнительные шумы. Это будет мешать нашим акустикам. А гитлеровцам на руку.
— Выходит, надо рисковать.
— Кто, по-вашему, может закрепить надежно и быстро?
— Маслюк, — не задумываясь, ответил Большаков.
Позвали наверх Маслюка. Он несколько неуклюже выбрался из люка. Трюмный был одет в засаленную рабочую телогрейку, пилотка натянута на самые уши. Большаков рассказал ему, что нужно сделать, и спросил:
— Сколько времени понадобится?
— Наверно, не меньше двадцати минут.
— Хорошо. Забирайте все необходимое и приступайте к делу. Медлить нельзя.
К трюмному подошел Столбов.
— Учти, Алексей, вот что. Находимся в районе действия авиации и кораблей противника. Может быть, придется срочно погружаться… Следи за сигналами с мостика. В случае чего — немедленно бросай работу и возвращайся.
— Все понял, товарищ командир, — ответил Маслюк. — Разрешите выполнять?
Через несколько минут Маслюк уже с инструментами спустился с мостика. Осторожно, чтобы не смыло за борт, добрался до носовой части лодки и через лючок протиснулся в надстройку. Как он там работал в ледяной воде, уму непостижимо. Столбов тревожно поглядывал то на море, то на надстройку. Минуты стали такими же долгими, как и после торпедного залпа. Десять, пятнадцать, двадцать… В лючке показалась голова Маслюка. Он с трудом вылез на палубу, медленно дошел до ограждения рубки. Николай Гурьевич протянул ему руку и помог взобраться на мостик. Тяжело дыша, трюмный доложил:
— Товарищ командир, ваше приказание выполнено!
Рассвет застал «четыреста вторую» в районе новой позиции, милях в тридцати от мыса Нордкап, самой северной точки Европы. Серые, холодные волны лениво, будто потягиваясь, катились к невидимому берегу. Лодка шла на границе ночи и дня. Впереди еще царила ночь, и темнота скрывала от глаз недостижимую линию горизонта. А за кормой уже светлело утро, начинающее новый день.
— По местам стоять к погружению!
Командир, последним покидая мостик, чуть задержался, залюбовавшись картиной рассвета. Потом он захлопнул за собой массивную стальную крышку и крикнул вниз:
— Задраен рубочный люк!
Через несколько десятков секунд лодка исчезла с поверхности моря, оставив над волнами стеклянный глазок перископа.
Все было обычно, а между тем на лодку уже обрушилась беда. Командир смотрел в перископ и ничего еще не знал. Комиссар после бессонной ночи прилег отдохнуть и тоже ничего не знал. Помощник, штурман, минер, торпедисты, электрики, рулевые — никто не знал о случившемся, а между тем каждая минута усугубляла положение корабля.
