— Разрядились напропалую! вскричалъ Чарльзъ. Ну, покажитесь хорошенько!
Дамы выступили передъ нимъ въ различныхъ позахъ, точно модныя картинки. Обѣ сестры его были въ бѣломъ, съ вѣнками изъ крупнаго жасмина на головѣ. Лора особенно была интересна въ этомъ туалетѣ. Ея правильныя черты лица, густые коричневые локоны и нѣжная, прозрачная кожа бронались каждому въ глаза.
— Лора напоминаетъ мнѣ сегодня Аполлона, играющаго на лирѣ, что на нотахъ у мама, — сказалъ братъ ея.
— Каковы наши вѣнки? спросила Лора. — Вѣдь это работа Эмми; она рѣзала вѣтки, Гэй держалъ ей лѣстницу, потому что лучшіе цвѣты росли на верху стѣны.
— Видите вы, какъ выдается эта миртовая вѣтка, Гэй? сказала Эмми, указывая на вѣнокъ Лоры: а вы меня все хотѣли увѣрить, что она сойдетъ за жасминную.
— Ахъ! по моему мнѣнію, въ этомъ вѣнкѣ должны бы были быть однѣ мирты! замѣтилъ Гэй.
Филиппъ стоялъ все время молча, прислонившись у дверей. Лора мелькомъ взглянула на него, въ полной увѣренности, что вся ихъ болтовыя кажется ему вздоромъ; она и не подозрѣвала, какое важное значеніе онъ придаетъ каждому ихъ слову и даже взгляду.
— Ну, Мэри! продолжалъ Чарльзъ:- и васъ мои сестрицы постарались, кажется, отлично принарядить,
Мэри сдѣлала гримасу, говоря, что если она увидитъ себя въ огромныхъ зеркалахъ замка Аллонбэй, то никогда не повѣритъ, чтобы такая нарядная лэди могла быть скромная Мэри Россъ.
Въ эту минуту мистеръ Эдмонстонъ напомнилъ имъ, что давно пора ѣхать, и онѣ отправились.
Большая зала въ замкѣ Аллонбэй была великолѣпна; она выходила прямо въ цвѣточную галлерею, всю увѣшанную разноцвѣтными лампами, зелеными гирляндами и уставленную тропическими растеніями. Вся семья была въ сборѣ, гости еще не начали съѣзжаться. Эдмонстоны были радостно встрѣчены веселымъ лордомъ Килькоранъ, его женой, тихой, болѣзненной англичанкой, съ ужасомъ помышлявшей о предстоящемъ вечерѣ; старшимъ сыномъ, Морицомъ, и его меньшими братьями; Эвелиной и двумя ея сестрами, Мабель и Элленъ.
— Бѣдная Шарлотта, зачѣмъ ее оставили дома? подумала Эмми, когда дѣвочки повели ее смотрѣть на лампы въ галлереѣ; какъ будто угадавъ ея мысль, всѣ напали на мистриссъ Эдмонстонъ, упрекая ее за то, что она не привезла свою меньшую дочь на балъ. Лэди Эвелина въ особенности много говорила, а такъ какъ тутъ находился Филиппъ Морвиль, передъ которымъ она робѣла, то, выражая свои чувства, она, какъ всегда, вдалась въ крайность. Къ сожалѣнію, тотъ не обращалъ на нее ни малѣйшаго вниманія.
