Когда на одного изъ насъ находило такое душевное настроеніе, то мы говорили, что онъ поетъ "о ясной погодѣ", такъ какъ мы полагали, что туманъ нагоняетъ на насъ это настроеніе.
Иногда же, когда мы сидѣли и пили, намъ вдругъ начинало казаться, что какія-то странныя фантастическія существа высовываются изъ тумана, киваютъ намъ огромными, мохнатыми головами и затѣмъ опять исчезаютъ въ туманѣ. И расплывчатые уродливые образы проносились въ бѣлыхъ испареніяхъ мимо насъ. Огромные, точно горы, они то разсѣивались, то вновь собирались, появляляясь то тамъ, то здѣсь, смотря по тому, откуда дулъ вѣтеръ; неслись, клубясь, съ запада на востокъ, развертывая въ воздухѣ свои туманныя очертанія, таща за собой какіе-то огромные развѣвающіеся плащи.
Какъ-то разъ вамъ-Таценъ и я, мы оба одновременно, увидали явленіе, которое заставило насъ почти оцѣпенѣть отъ ужаса. Былъ темный вечеръ; мы разставляли наши снасти и вдругъ увидали въ воздухѣ человѣка, качающагося взадъ и впередъ. Голова его была объята пламенемъ, онъ дулъ и завывалъ, какъ буря; мы оба слышали это. Нѣсколько минутъ спустя мимо насъ пронесся огромный пароходъ, и мы оба испустили крикъ ужаса, когда раздался его свистокъ. А затѣмъ онъ исчезъ.
Но, когда намъ удавалось до полудня вытащить всѣ наши снасти и мы подъѣзжали къ "Конго" въ лодкахъ, до краевъ наполненныхъ рыбой, удачный ловъ и довольство тѣмъ, что самая непріятная и тяжелая часть дневной работы окончена, дѣйствовали на насъ особеннымъ и страннымъ образомъ: мы точно глупѣли и приходили въ сильно возбужденное состояніе. Тогда случалось, что мы находили какое-то особенное удовольствіе мучить рыбу, да, прямо-таки мучить пойманную нами рыбу. Въ особенности оба русскіе отличались въ этомъ отношеніи. Они схватывали большихъ рыбъ за головы, засовывали пальцы въ ихъ глазныя впадины, приподнимали ихъ кверху и, не спуская съ нихъ глазъ, начинали какъ-то странно хохотать.
Какъ-то разъ я даже замѣтилъ, какъ одинъ изъ нихъ глубоко запустилъ зубы въ туловище сырой рыбы и простоялъ такъ двѣ-три минуты съ закрытыми глазами.
Эти жирныя туловища рыбъ вообще дѣйствовали на насъ всѣхъ какъ-то возбуждающе; мы съ восторгомъ распластывали ихъ, вскрывали у живой еще рыбы животъ и дольше, чѣмъ нужно было, копались въ ея внутренностяхъ и пачкались въ ея крови.
Французъ никогда не принималъ участія въ подобныхъ животныхъ наслажденіяхъ, но зато онъ пламенѣлъ самой нелѣпой страстью къ женѣ шкипера и не могъ даже скрывать этого. Онъ говорилъ объ этомъ совершенно откровенно:
