Он жалел о потерянном времени, жалел, что гнал сюда машину. Ведь думал, заночует здесь, коль договорился с Леной, муж ее торчит на даче и не думает возвращаться домой. Владимиру нужно было отрешиться от всех дел, на какое-то время уйти в личное. Подготовка к испытаниям отняла столько сил, потребовала неимоверного напряжения, такого, что он уж начинал терять связь с реальным миром, уходил в нечто абстрактное, где формулы на дисплее компьютера сливались в зеленого дракона, готового выпрыгнуть с экрана. Он помнил о свидании с Леной, оно оказалось как нельзя кстати. Нужны хоть какие-то часы забвения, а то можно сойти с ума.
Он открыл дверь своим ключом, без звонка — Лена дала ему этот ключ — и обнаружил Нику в обтянутом синем платье со слишком смелым для ее возраста вырезом впереди, — зря она это делала, вырез все равно обнажал привядшие груди.
Сорокалетняя баба, а туда же еще! Ника тоскливым голосом певучей зануды все тянула и тянула свою словесную музыку, мол, не стоит огорчаться, все равно связь с Леной у него была временной. Ну, сошлись, а теперь наступило расставание, с этим настоящие мужчины смиряются, а он ей, Нике, всегда казался настоящим. Владимир понимал, куда она клонит. Стоит только потянуться к ней, а остальное уж она возьмет на себя, но он ехал к Лене… Если честно, то и Лена, пухлая бабенка, любившая потараторить о стихоплетах, читать наизусть строки из малознакомых поэтов, прикрыв глаза длинными ресницами, опаловые глаза, как сама она их определила, не так уж была ему дорога. Она работала в институте у дяди Игоря, там же трубил и ее муж в завлабах, которому подвалило к шестидесяти, но ради белокурой, пышной девицы бросил семью. Ему, как человеку выдающемуся, дали квартиру, в которую Лена напихала столько мебели, что порой трудно было пробраться от окна в коридор. Как уж они там жили, черт их разберет!
Владимир увел ее с какой-то посиделки у дяди Игоря. Старик вообще-то вел замкнутый образ жизни, все его считали анахоретом, но время от времени устраивал у себя приемы на американский манер. Ему помогали женщины вроде Лены, делали бутерброды, варили и разносили кофе. Эти приемы чаще всего вырождались в деловые споры. Владимир несколько раз бывал на них, иногда было интересно послушать, на чем так неистово схлестываются научники, которых считали главными жителями этого небольшого города. А спорили они не только о науке, но и о политике, фрондируя один перед другим. О многих государственных деятелях говорили так, словно те были их дворовые знакомцы, но, может быть, и на самом деле они не так уж мало знали о тех, кто стоял на самой верхотуре. Во всяком случае, назывались такие факты и такие подробности, о которых в Москве, в министерской квартире, куда к отцу тоже кое-кто приходил, не услышишь. А в среде этих людей не было дистанций, на словах они могли быть запанибрата и с президентом Штатов, и с любым членом Политбюро, потому что твердо полагали — эпоху делают они, а не политики.
