Ступин успел подскочить и водворить его на скамью.
— Мы тянуть не будем, — деловито на этот раз сказал майор. И неожиданно повернулся к Виктору: — Как там Нина Васильевна? На ногах?
— Только начала подниматься.
— Ясно, — сказал Ступин. — Будем проводить опознание в больнице.
Майор взял бежевую куртку, повертел:
— Лейтенант, дайте команду найти ребят в похожих куртках… Ну, сам знаешь, а я сейчас позвоню главврачу. — И он снова повернулся к Сольцеву: — У нас есть двадцать четыре часа или десять суток. Таков закон. Но, как видите, мы идем вам навстречу. Через полчаса, чуть более, все станет ясно… Мы действуем точно по закону. Коль вы подозреваетесь в таких преступлениях, мы не можем иначе. — Он повернулся снова к Виктору и Гоше, сказал просто: — Спасибо, ребята. Дальше мы уж сами… Идите.
Но Виктору не хотелось уходить, он было раскрыл рот, майор его сразу же понял и сказал:
— Не положено, Талицкий… Не положено. Будь здоров. Да и Семгину, наверное, надо торопиться. Все.
Виктору и Гоше ничего не оставалось, как уйти. Он обернулся, чтобы напоследок взглянуть на этого Сольцева. Тот сидел прямо, неколебимо, но в этой его позе проглядывалась искусственность. «А крепкий малый», — подумал Виктор…
Они вышли из милиции. Виктор хотел вдохнуть свежего воздуха и только сейчас по-настоящему почувствовал, какую силу набрала жара, деревья через дорогу стояли с обмякшими листьями, и даль была нечеткой, расплывчатой. Гоша стоял задумчивый, лицо его было необычно бледно.
— Что с тобой? — спросил участливо Виктор. — Перепсиховал, что ли?
Гоша помолчал, вытер рукой подбородок, вздохнул тяжело.
— Сольцев, — проговорил он задумчиво. — Кажется, мы влипли с тобой…
— Ты о чем? — удивился Виктор.
— Ты что, не знаешь, кто Сольцев?
— Ну, у директора нашего такая фамилия. Ну и что?
— Дурак! — вдруг зло крикнул Гоша, и это было так на него не похоже, что Виктор невольно отшатнулся. — Владимир Николаевич… А министр, брательник директора, — Николай Евгеньевич. Понял?
— Да я и не знаю его, — ответил Виктор. — Мне-то что…
— Это же, может, сын его!
И тут же Виктор подумал — ведь не случайно ему показалось, что прежде видел парня, но он упрятал подальше эту мысль, забеспокоился о Гоше, прежде он никогда не видел его таким. Казалось, этого крепкого, всегда уравновешенного мужика ничто не может выбить из колеи, он умел быть невозмутимым, спокойным, мог радоваться, веселиться, но злым видел его Виктор впервые.
— Хорошо, — сказал Виктор, — пусть сын. Тебе-то что?
