У меня возникает абсурдное желание извиниться. За что, собственно? За то, что его соплеменники напали на наш мир и уничтожили его? За то, что они настолько жестоки — могут отрезать крылья одному из своих и бросить его на растерзание местным дикарям? Если мы дикари, то лишь потому, что они сделали нас такими. Так что извиняться мне не за что, и уж явно не за то, что помяла крыло своего врага, заворачивая его в побитое молью одеяло.
Но отчего-то я все равно иду опустив голову, словно чувствую себя виноватой, хотя и не говорю об этом вслух.
Я обхожу вокруг ангела, чтобы мой покаянный вид не бросался ему в глаза, и передо мной возникает его обнаженная спина. Кровотечение прекратилось. Во всем остальном он выглядит полностью здоровым — ни единой ссадины или синяка, за исключением тех мест, где раньше были крылья.
Раны похожи на пару полос сырого мяса, тянущихся вдоль спины там, где нож рассек сухожилия и мышцы. Мне не хочется об этом думать, но, сдается, другой ангел разрубил суставы, отделяя кости от тела. Вероятно, мне следовало зашить раны, но тогда я считала, что калека все равно умрет.
— Может, попробую зашить? — спрашиваю, надеясь на отрицательный ответ.
Я, конечно, девушка крепкая, но сшивать куски плоти — это для меня уже слишком, если не сказать больше.
— Нет, — отвечает он, не поднимая взгляда. — Само заживет.
— Почему до сих пор не зажило? В смысле — все остальные раны ведь исцелились очень быстро?
— Раны от ангельского меча заживают очень долго. Если когда-нибудь соберешься убить ангела, проткни его этим мечом.
— Врешь! Зачем тебе об этом говорить кому ни попадя?
— Просто я тебя не боюсь.
— Может, и стоило бы.
— Мой меч никогда не причинит мне вреда. И мой меч — единственный, которым ты можешь владеть.
Он осторожно выдергивает очередное сломанное перо и кладет на одеяло.
— Как это?
— Чтобы воспользоваться ангельским мечом, нужно разрешение. Без разрешения он будет весить тонну, если попытаешься его поднять.
— Но ты не давал мне никакого разрешения.
— Его дает не ангел, а сам меч. И некоторым мечам не нравится, когда их об этом просят.
— Угу, понятно.
Он проводит ладонью по перьям, нащупывая сломанные. Почему мне не кажется, что он шутит?
— Я не спрашивала никакого разрешения, но без проблем подняла меч.
— Так ведь ты хотела бросить его мне, чтобы я смог защититься. Видимо, он воспринял это как просьбу о разрешении и согласии.
— Он что, прочел мои мысли?
