— Я не одна, — сказала Ольга.
В это время Василий вернулся с букетом и протянул его ей.
— Ого! — воскликнула Рита. — Первая жертва есть! Здравствуй, Вася, с праздником! Пошли танцевать скорее!
— Ты танцуешь? — обратился он к Ольге.
— Когда-то танцевала… давно…
— Пойдем?!
Она покачала головой, приблизила лицо к лицу Василия и прошептала, чтобы не слышала Рита:
— Туфли… чужие. Хочешь, потанцуй, а я здесь подожду.
— Ты иди, Рита, — сказал Василий. — Мы пойдем картины смотреть… У нас целая Третьяковская галерея. Свои художники рисовали, заводские! — предложил он Ольге.
Они переходили от картины к картине, но Ольга была невнимательна и почти не глядела на полотна.
— Посмотри вот на эту, — Василий остановился перед большим полотном.
На нем был изображен обувной магазин. На переднем плане на табуретке сидел солдат. У его ног стоял кирзовый сапог, из голенища которого свисала портянка. Солдат примерял остроносую черную туфлю. На прилавке лежали закрытые и открытые коробки, молоденькая продавщица держала в руках наготове еще одну туфлю, коричневую. За примеркой наблюдала пожилая женщина с кошелкой в руке.
— Ну, как? — спросил Василий.
— Ничего, — ответила Ольга. — Демобилизовался, выходит, солдат…
— Что с тобой? Ты как себя чувствуешь?
— Хорошо…
— Завтра на демонстрацию пойдем. До города на машинах, а там — с колоннами. Праздник только начинается. После демонстрации группа туристов в горы едет. Я повезу. Поедем, а?
— До завтра дожить еще надо, — сказала Ольга и вздохнула. — Все равно праздник кончится. А потом опять эта посуда…
— Работа есть работа! Она никогда не кончается. Иначе как же, — сказал рассудительно Василий.
— Я не о том. Слишком хорошо было сегодня. Так не будет никогда больше, наверное…
Позднее они опять мчались в автобусе через осенние поля и сады, уснувшие селенья. Только что народившаяся луна мчалась с ними наперегонки по беззвездному небу. Девушки из колхозного ансамбля пытались дремать, склонив друг другу на плечи головы с блестящими черными косами, обернутыми вокруг пестрых тюбетеек. Юноши, устроившиеся на заднем сиденье, все еще бодрствовали, тихо выстукивая мелодию на дойре.
Потом Василий привез Ольгу к общежитию. Ни в одном окне двухэтажного здания не было света. Они постояли несколько минут в подъезде. Он обнял ее — хрупкую, устало-послушную, неловко гладил прядки волос, падавших на лоб, целовал губы, пока они не стали теплыми, щеки, волосы, глаза.
— Спи иди, — сказал он наконец. — Иди спи… Праздник только начался…
