— Она, видимо, не знает о его прошлом? — заметил Андрей Михайлович. — А то, может, и на порог не пустила бы…
— Вы же Лихову приняли, Андрей Михайлович!
— Что я!.. Я — другая статья! Она с тобой пришла… Да и не потому даже. Ведь ты, Василий Александрович, думал о том, как сложатся ваши отношения с Ольгой. И Ольга имеет возможность подумать. Она знает о том, что тебе все о ней известно… А эта студентка… Обманывает он ее. Парень, что и говорить, он видный, может заморочить голову женщине, а потом?..
— Я тоже об этом подумал. А что делать? Ее предупредить? Допустим, она перестанет с ним встречаться. Он спросит, почему? Если она ему правду скажет, каково ему будет? Не получится так, что я ему сам не поверил и ей подсказал?.. А ему эта вера больше всего сейчас нужна.
— А если ты ему посоветуешь обо всем рассказать Ларисе? Объяснить, что так будет честнее. Пусть сам. Если хватит мужества — для него лучше будет. Еще одну цепь, связывающую с прошлым, порвет…
— Это верно. Поговорю. Повод удачный подвернется — поговорю.
— Да, дело щекотливое, Василий Александрович! Как бы дров не наломать…
— Ладно, подумаем. — Василий взглянул на часы. — Давайте концерт послушаем. Из Московского театра эстрады сейчас передавать будут.
— С удовольствием, — согласился Андрей Михайлович.
Василий поднялся, подошел к приемнику, стал ловить Москву…
По просьбе Каюмова Одинцов работал в выходной. Нужно было скорее довести венцовую шестерню «до ума», как сказал начальник цеха. Работы часа на три, но зато уже в понедельник можно было опробовать прочность сварки и, если выдержит нагрузку, оставить ее под вторым, резервным, смесителем.
Одинцов пришел в цех рано. Столовая не работала, и он принес с собой завтрак и сифон с крем-содой.
— Изжога у меня. Врач велел пить содовую воду, — объяснил он в проходной.
Сперва драчовым напильником, а потом личным он снял наплывы лишнего металла. Труднее всего было точить между зубцами. По краям сварки металл отливал сине-фиолетовыми разводами. В тумбочке у бригадира Одинцов достал фарфоровую кружку и между делом пил шипучую воду из ребристого тяжелого сосуда.
Сифон ему накануне занес в общежитие Дурнов.
— Некогда мне, — попытался не очень решительно отказаться Иван. — Работы по горло.
— В передовики лезешь? — насмешливо произнес Дурнов. — Своих забывать стал? А уговор?! Ты же обещал, Цыганок!.. Не бойся! Сказал, что возьму в долю, — значит, точно! Мое слово дороже золотого… Так сделаешь? Слово дал…
