— И это анекдот, — объявляет Габриэлла Ленуар.
— Да?
— Да.
Мне нравится фамилия Ленуар. Такую фамилию придумал Мариус Козетте, когда увидел ее впервые и еще не был в нее влюблен. Мсье Леблан — Жан Вальжан, а мадемуазель Ленуар — Козетта. Я очень долго жила среди этих персонажей Виктора Гюго.
— Во всяком случае, влиянием это никак не назовешь.
— А что такое влияние? Страничка, фраза, второстепенный персонаж, который заставляет вас задуматься?
— Нет. Все это я называю анекдотами.
До чего же она строга сама к себе, эта Габриэлла. Правда, она не стягивает волосы в пучок, потому что она молодая, современная женщина двадцати восьми лет, работающая в современных газетах, на радио, на телевидении, но ее совершенно безупречная прическа, скромное облегающее платье, даже то, как она держится, — все говорит о том, что она никогда не расслабляется, всегда начеку, что она живет среди чуждых, почти враждебных ей людей и что на всякую там экстравагантность, богему, экзотику ее не купишь, с ней это не пройдет, с нее как с гуся вода; она бывает у писателей, у художников, но там сразу берет быка за рога, ставит вопрос ребром, хочет постичь самую суть творчества. Но где она, эта суть творчества, и существует ли она вообще? А может, творчество охватывает все, присутствует во всем, разбухает как на дрожжах, принимает чудовищные размеры, великое и ничтожное — оно как джунгли, где мы блуждаем без компаса? Скорее всего, мы обе правы. Не знаю, какие слова я должна ей сказать. А возможно, сказать их мне не под силу.
— Габриэлла, расскажите мне о себе. Может быть, потом мы с вами к чему-нибудь придем.
Она улыбается как-то странно, рот с одной стороны кривится, но улыбка довольно милая, в ней и ирония, и затаенная горечь, и бесшабашная отвага.
— О! Я… Что обо мне говорить! Я интеллектуалка.
Как хорошо, что она решилась это сказать. Да, для того чтобы сказать такое, действительно нужна смелость, я знаю это с тех самых пор, как обнаружила — и рассказываю ей, — что
Писатели стыдятся своей профессии
Литературно-политическое сборище. Иду туда, словно кидаюсь головой вперед в холодную воду.
— Ваш круг знакомств? Вы собираетесь выступить? Знакомы ли вы с издательской работой? Наконец, что вы умеете делать?
— Я?.. Ничего.
— Ах вот как. Тогда идеологическая комиссия.
Там я встречаюсь с очень симпатичными писателями. Возможно, они так же, как я, ничего не умеют делать, но хорошо это скрывают.
— …вот мы, писатели, — говорит кто-то.
