мечется, как зверь в клетке.
Он грызет ногти. У
него все лицо дергается». Над нами нависает тень катастрофы. А в рукописи его что-то есть.
— Ты представляешь себе этого типа в «Лектюр пур тус»?[11] — спрашиваю я малодушно.
— Нельзя решать вопрос о рукописи, думая о «Лектюр пур тус», — отвечает Жак.
— Нет, конечно, но ведь он от нас не отвяжется, придется выслушивать про все его несчастья, он будет звонить нам в полночь, выставит нас на посмешище…
Нам и так хватает хлопот с психически здоровыми авторами. Помню одну мамашу, которая звонила мне в одиннадцать вечера, прерывая мой первый сон, и кричала, что ее сын — гений. Через неделю мне это уже не казалось таким трогательным. От сумасшедших быстро устаешь.
И все же я иду к нему, чтобы отдать себе отчет в размерах катастрофы. В столовой — умиротворенный, улыбающийся, ну настоящий джентльмен — сидит наш «псих» (каждые пятнадцать секунд у него чуть заметно подергивается рот) и слушает щебетание Аллегры, которая устроилась рядом. Мне без всякого труда удается его выпроводить, он спускается по лестнице с рукописью под мышкой и снизу в последний раз машет рукой Аллегре.
— Как, это тот самый? — спрашивает она.
Я знаю, что Жанна, несмотря на всю свою доброту, считает Аллегру глуповатой. Красавицей ее тоже не назовешь, но это не так уж и важно.
Несколько недель я думала, что совершенство все же достижимо. Долорес вновь сбежала от нас и торжественно вселилась на улицу Сены в качестве консьержки, ее место заняла Тринидад, которую мы зовем Трини. Это женщина пятидесяти лет, чистоплотная и опрятная, красотой особенной не отличается, крепкая и коренастая. «Кубышка», — говорит Даниэль. Но, похоже, она наделена массой хозяйственных достоинств.
— Что ты думаешь о Трини? — робко спрашиваю я Жака.
— С точки зрения пластики интереса не вызывает, — коротко бросает он.
Альберта тоже не проявляет никакого энтузиазма.
— В нашей рождественской пьесе она участвовать явно не сможет. Сразу видно, театр она не любит.
— Скукота, — таков лаконичный приговор Полины.
Что касается Венсана, который всегда очень четок и педантичен.
— Прежде всего хочу отметить, что ей явно не хватает пред-ста-ви-тель-но-сти… — определяет он, тщательно выговаривая каждый слог.
Я злюсь на себя, и, как всегда, отчасти меня возмущает моя же собственная слабость.
— Дети, когда вы наконец усвоите, что прислуга в доме существует вовсе не для того, чтобы служить вам моделью или источником вдохновения (это для Жака), играть на флейте, блистать драматическим талантом и развлекать вас, а для того, чтобы готовить еду и пришивать пуговицы. И если она делает это хорошо, то я предпочту ее всем певицам, флейтисткам и другим живописным персонажам, по милости которых я до этого времени всегда стирала белье сама!
