Князь Андрей зло толкнул Якушку в плечо, сердито зашептал:
— Пошто вперед меня птицу забил?
Якушка молча указал пальцем на лук. Стрела у него была на месте.
Телятевский озадаченно крутнул ус, выглянул из укрытия и застыл на месте, уткнувшись коленями в землю. В саженях пяти, под густой кудрявой березой стояла златовласая девка в голубом сарафане. В руке у нее тугой лук, за поясом в плетеном бурчаке ‑ широкий нож, за спиной ‑ легкий одноствольный самопал.
Лесовица, не замечая шалаша и князя, прикрытых лапами ели, положила на землю лук и самопал и принялась расстегивать застежки сарафана, собираясь, очевидно, плыть за уткой.
Тимоха перестал вдруг крякать, поднял голову из камыша и увидел на берегу лесовицу.
Андрей Андреевич погрозил ему пальцем, но Тимоха, не заметив княжьего предостережения, вытянулся, словно жердь, во весь свой рост и удивленно и весело молвил:
— Эх‑ма! Здорова будь, Василиса!
Василиев вздрогнула, поспешно запахнула сарафан, подхватила с земли лук с самопалом и юркнула в заросли.
— Стой! Воротись! ‑ выкрикнул Телятевский и кинулся за лесовицей. Однако вскоре запутался в зарослях и разгневанный вышел к озеру.
— Ловите девку. Не сыщете ‑ кнута изведаете.
Тимоха и Якушка метнулись в лес. Князь ждал их около получаса, бранил на чем свет Тимоху и думал:
"Зело хороша плутовка и в охоте удачлива. Единой стрелой селезня сразила".
Из лесу вышли челядинцы. Тимоха виновато развел руками:
— Как сквозь землю провалилась, князь. В эком глухом бору мудрено сыскать.
Князь срезал кинжалом лозину и дважды больно ударил Тимоху по спине.
— Полезай в воду, холоп!
Тимоха, понурив голову, побрел в камыши.
— Откуда девку знаешь? ‑ спросил его Телятевский.
— Тут бортник Матвей в лесу живет. Недалече, версты три от озера будет. А Василису старик при себе держит.
Князь посветлел лицом и снова забрался в шалаш.
К полудню собрал Телятевский богатую добычу. Места глухие, нехоженые, и дичи развелось на озерах обильно. Выловил из воды Тимоха более двух десятков подбитых крякв.
Телятевский довольный ходил по берегу, подолгу рассматривал дичь, приговаривал:
— Зря князь Василий в свою вотчину отбыл. Такая охота ему и во сне не привидится.
Тимоха общипывал крякву, собираясь сварить ее в ведерце на костре. Поднял на князя глаза и молвил деловито:
— Глухарей нонче в бору много. Вот то охота! Мы, бывало, с покойным отцом, царство ему небесное, в прошлые лета десятками мошников[39] били.
— Места сие упомнишь ли, холоп?
