Горький хлеб | страница 60
Псаломщик с перепугу качнулся, выронил удилище из руки и смиренно изрек:
— Лукерья ‑ комарница…
Однако Паисий спохватился, повернулся к Гавриле и, вздымая в небо кулачки, осерчало и тонко закричал:
— Изыди, сатана! Прокляну, невер окаянный! Леща спугнул, нечестивец. Гореть тебе в геенне огненной!
Гаврила захохотал во все горло, а Паисий скинул ичиги, засучил порты, поддернул подрясник и залез по колено в воду, вылавливая уплывающее удилище.
Вдоволь насмеявшись над божьим служителем, Гаврила взошел в избушку и снова потянулся за скляницей.
— Святые угодники на пьяниц угодливы ‑ что ни день, то праздник. Знавал я когда‑то одну Лукерью. Ох, ядрена баба. Да и я был горазд. Зато и помянуть не грех, хе‑хе…
…А князь тем временем по протоке ручья пробирался к нелидовским озерам, забираясь в глубь леса. Тимоха и Якушка шли впереди, раздвигали ветви, топтали бурьян, папоротник, продирались через кусты ивняка и орешника.
Через полчаса вышли к озеру, густо поросшему ракитником, хвощом, камышом и осокой.
Под темными, угрюмыми елями ‑ едва приметный шалаш. Соорудил его еще три дня назад Якушка. Закидал еловыми лапами, оставив лишь два смотровых оконца для охотников.
Князь расстегнул кафтан, вдохнул пьянящий весенний воздух, прислонился спиной к могучему в несколько обхватов дубу и произнес довольно:
— Зело вольготно здесь!
Окружали озеро мохнатые зеленые ели, величавые сосны, кудрявые березки, пышные клены и ясень, рябина и липы.
Андрей Андреич и Якушка залезли в шалаш, наладили самострелы, затаились. Тимоха снял сапоги и потихоньку спустился в густые прибрежные камыши.
Холоп не впервой на княжьей потехе. Знал он хорошо леса, угодья дикой птицы, умел подражать голосу кряквы и не раз доставлял на господский стол утиную снедь.
Тимоха, погрузившись по пояс в воду, присел в камыши, накинул на голову пучок зеленой травы, приставил ладони ко рту и "закрякал".
Князь Андрей и Якушка присели на колени, приготовили самострелы и замерли в ожидании. Вскоре с противоположного берега, из зарослей с шипящим свистом вылетел крупный селезень и с шумом плюхнулся на середину озера, высматривая серовато‑бурую пятнистую самку.
Князь залюбовался горделивой матерой птицей. Блестящие, с темно‑зеленым отливом перья покрывали ее голову и шею, грудь темно‑коричневая, бока ‑ серовато‑белые с мелкими струйчатыми полосками, надхвостье ‑ бархатисто‑черное, средние перья загнуты кверху кольцом.
Тимоха еще раз крякнул. Селезень насторожился, ответил на зов "самки" частым кряканьем и быстро поплыл к берегу. Когда до шалаша осталось саженей десять, Телятевский натянул тетиву, прицелился, но сразу же опустил лук на колени. Селезень, пронзенный чьей‑то стрелой, взмахнул крыльями, попытался взлететь, но, смертельно раненный, забился в воде.