— Ну, дык кто? Разбойные люди што ли? ‑ вошел в интерес Семейка Назарьев. Вокруг Афони сгрудились мужики, кончившие сеять. Смолкли, ждали бобыльского ответа.
Шмоток надвинул на самый нос колпак, озорно подмигнул и изрек:
— А енто, мужики, у меня в носу.
Грохнула толпа от дружного смеха. Даже Исай, обычно скупой на улыбку, и тот не выдержал, прыснул в бороду.
— Скоморох да и токмо.
По давно заведенному обычаю страдники, заканчивая княжий сев, оставляли на меже самые что ни на есть истрепанные лапти, повернув их носками в сторону деревни. При этом селяне приговаривали:
— Пахали лапти княжью ниву, а теперь ступайте с богом на мужицкою.
Афоня отделился от толпы и звонко прокричал:
— А ну, православные, кому лаптей не жаль?
Как всегда, мужики молчали. Однако не от жадности с обувкой не спешили расстаться. Выжидали ради потехи.
Глянув на мужиков, Шмоток покачал головой и снова выкрикнул:
— Садись, ребятушки, на межу лапти казать!
Страдники, посмеиваясь, расселись вдоль борозды, вытянули ноги. Наскоро выбрали пахаря из степенных селян для просмотра. Седоголовый старик, зорко поглядывая на обувку, прошелся по ряду, повернул назад и остановился супротив Шмотка.
— Сымай лапотки, Афоня.
— Энто чево жа? ‑ изумился бобыль.
— Дырявей твоих нет, Афоня. Ишь как лыко по землице распустил.
— Побойся бога, Акимыч. Нешто плоше лаптей не сыскал? ‑ огорчился Шмоток.
— Сымай, сымай. Неча! ‑ потребовал Акимыч.
— Помилуйте, православные. Последние лаптишки у меня забирает. И в пир, и в мир, и в добры люди. Все на мне, ‑ взмолился Афоня.
Мужики поднялись с межи, окружили бобыля. Шмоток поохал, поохал, но все же пришлось ему лапти скинуть: против мира не пойдешь.
— Экая тебе честь выпала, Афоня, ‑ подтрунивали над бобылем мужики.
Шмоток размотал онучи, повесил их на плечи и пошел к селу босиком, ворчал всю дорогу:
— Раздели, окаянные. Креста на вас нет.
Восемь дней пахали да сеяли крестьяне княжьи загоны. Теперь шли возле телег, понукая отощавших лошадей, усталые, сгорбленные, с почерневшими на солнце лицами, с огрубевшими натруженными руками. Шли и думали о завтрашнем дне, о своих десятинах, где нужно еще посеять овес, ячмень, горох да просо.
Возле крайней избы мужиков поджидал приказчик. Тут же стоял Мамон с десятком ратных людей. Когда все страдники подошли, Калистрат снял шапку и заговорил:
— Князь Андрей Андреич вельми доволен остался вами, мужики. Пашню добро унавозили, ладно вспахали, дружно засеяли и управились ко времени. Молодцы, сердешные.
