— Пошто, паря?
— Грамотки выкрадем ‑ тогда сыскных примет для князя не оставим. А в бегах имена себе переменим. Уразумел?
— Хитро задумали, ‑ похвалил Федьку бортник.
— Хитро, Семеныч, да дело это нелегкое. В село к одному мужику человека надо послать, а беглому туда дороги заказаны, мигом схватят. Вот кабы ты снарядился.
— Бортник я. Живу в глухомани, мирских дел не ведаю, ‑ уклончиво вымолвил Матвей.
— Да пойми же ты, Семеныч. Не для разбоя прошу, а для дела праведного. Вся артель тебе в ноги поклонится, денег соберем за труды.
— Деньги, что каменья: тяжело на душу ложатся. Нешто у бедняка последний грош стану брать, ‑ сердито оборвал Федьку бортник. ‑ Чую, на что намекаешь. Старый пень тебе понадобился.
— Доподлинно так, отец.
Матвей разгладил бороду и забубнил:
— Колоды сготовил, теперь дикую пчелу ловить надо. Уходит время, а княжий оброк велик.
Федька поднялся с лавки, а затем рухнул вдруг перед стариком на колени.
— Помоги, отец. От всей ватаги, как господа бога прошу.
— Ну, будя, чать не икона. Садись. Сказывай, чево мне делать в селе, сдался бортник.
— Два века тебе жить, Семеныч, ‑ возрадовался Берсень и вынул из‑за пазухи небольшой бумажный столбец. ‑ Грамотку всей артелью писали. Передашь ее одному крестьянину. Он мужик тертый, бывалый. Знавал его когда‑то…
Когда Матрена вернулась в избу, старый бортник и Федька разом смолкли, поднялись из‑за стола и вышли во двор.
Глава 13
МУЖИКИ РАЗГНЕВАЛИСЬ
— Вот и досеялись, слава богу! ‑ устало высказал Исай Болотников своему сыну, выходя на межу.
Солнце клонилось к закату, наполовину спрятавшись за темно‑зеленым бором. От земли шел пар.
— Однако, отвык я на ниве полевать. Ноги чуть бродят. Почитай, от зари до зари княжью землю топчем, ‑ кряхтя, проговорил Пахом Аверьянов, сбрасывая с натруженного плеча лукошко.
— Сказывал тебе ‑ неча ходить. Лежал бы на печи да кости грел. Слаб ты еще, не в теле, ‑ добродушно заворчал Исай.
— В страду грех на печи лежать. Хоть малость, да помогу. Сам‑то замаялся, вижу, лица нет. А Иванка у тебя работящий. Крестьянское дело ловко справляет, ‑ вымолвил Пахом.
— Не перехвали, взгордится еще, ‑ вступил в разговор Афоня Шмоток.
— Не велика премудрость пахать да сеять. Это не твои завирухи разгадывать, ‑ произнес молодой Болотников, укладывая соху и порожние мешки на телегу.
Афоня тотчас оживился, скинув свой рваный войлочный колпак, лукаво блеснул глазами и заговорил деловито:
— Иду, мужики, энта я лесом. Дело под вечер, глухомань, жуть берет. Да вдруг около меня как засвистит! Присел от страху. Я туды ‑ свищет, я сюды свищет. Ну, беда, думаю, пропал Афоня, молись богу да смерть примай. Залез на ель, сижу ‑ свищет, окаянный.
