Горький хлеб | страница 39
КРЕСТЬЯНСКИЙ АТАМАН
Василиса ‑ на дозорной ели. Сидит, прислонившись к седому, мшистому стволу.
Дозорную вышку соорудил дед Матвей. От середины ели почти до самой вершины сучья срублены. По широким развесистым ветвям разостлана ивовая плетенка, скрепленная веревочными жгутами. Верхние еловые лапы, низко опустив свои темные обвисшие ветви, прикрывают потайную вышку. Не видно ее ни пешему, ни конному, пробиравшемуся к избушке по лесной тропе.
Послал на дозорное место Василису дед Матвей, а сам остался на пчельнике вместе с Федькой.
Отсюда ‑ далеко видно. Даже маковки храма Ильи Пророка села Богородского просматриваются. А верстах в двух от избушки лесная дорога пересекала обширную, раскинувшуюся сажен на триста, поляну. Вот туда‑то и смотрела Василиса. Дед Матвей строго‑настрого наказывал: "Зорче на поляну зри, дочка. Появится кто ‑ дай знак немедля".
Не зря опасался старый бортник: на заимку заявился атаман вольной крестьянской ватаги Федька Берсень. Прозеваешь, чего доброго, нагрянут княжьи дружинники, и конец дерзкому атаману, а с ним и заимке с пчельником.
Сидит Василиса, раздвинув еловые лапы, поглядывает на далекую поляну, а на душе смутно. Вспоминает родную деревушку Березовку, девичьи хороводы, темную, низенькую отчую избенку на краю погоста.
"Пресвятая богородица! И зачем же ты дала загубить мою матушку злому ворогу", ‑ вздыхает Василиса.
Припоздала в тот вечер ватага. Еще до грозы отъехал приказчик в вотчину. Здесь и узнала Василиса о горе.
Приказчик грозился мужикам вскоре снова нагрянуть в Березовку. Старосте повелел девку Василису разыскать и привести в вотчину к князю Василию Шуйскому.
Федька Берсень укрыл горемыку у старого бортника.
Сейчас атаман малой крестьянской ватажки и дед Матвей сидели возле бани‑рубленки. Берсень ловко и споро плел лапоть из лыка, а бортник мастерил ловушку‑роевню.
— В двух колодах пчелы злы, гудят день и ночь, на взяток не летят. Боюсь ‑ снимется рой. Попробуй поймай их, стар стал, ‑ бурчал бортник, растягивая на пальцах сеть ‑ волосянку.
Федька долго молчал, думая, как приступить к разговору и провернуть нелегкое дельце, из‑за которого он и явился.
— Прижилась ли Василиса на заимке? ‑ наконец спросил Берсень.
— Все слава богу. Девка справная, работящая. В стряпне и рукоделии мастерица. Одно плохо ‑ тяжко ей покуда, по родителям покойным ночами плачет. Отец у нее еще в рождество помер.
— Много горя на Руси, ‑ вздохнул Берсень. ‑ Одначе все минется. Девичьи слезы ‑ что роса на всходе солнца.