— Нельзя ждать князю, сердешный.
— Обождать надо бы, ‑ стоял на своем Болотников. ‑ Уйдет время страдное, а князь поспеет.
Глаза приказчика стали колючими, злыми.
— Аль тебя уму‑разуму учить, Исаюшка?
После этих слов молчаливый детина грузно спрыгнул с лошади, вздернул рукава зипуна, обнажив волосатые ручищи, и шагнул к мужику.
— Погоди, погоди, Мокеюшка. Мужик‑то, поди, оговорился маленько. Придет он и пахать и сеять. Так ли, сердешный?
Исай насупился. Знал страдник, что с приказчиком спорить бестолку, потом буркнул:
— Наша доля мужичья.
— Вот и ладно, сердешный. Поехали, Мокеюшка.
Исай сердито сплюнул им вслед и вышел на прибрежный откос.
За околицей, на княжьей пашне, собралось ранним погожим утром все село.
Мужики по обычаю вышли на сев, как на праздник, ‑ расчесали кудлатые бороды, надели чистые рубахи.
Развеваются над толпой хоругви, сверкает в лучах солнца и режет глаза позолота крестов и икон.
Из села со звонницы раздался удар колокола. Приказчик Калистрат лобызнул батюшке руку и повелел справлять обряд. Отец Лаврентий ‑ дородный, пузатый, с широким красным лицом в кудрявой сивой борода, с маленькими, заплывшими щелочками‑глазами, поднял крест и начал недолгий молебен в честь святого Николая, покровителя лошадей и крестьянского чудотворца.
Мужики пали на колени, творят крестное знаменит. А в уши бьет звучный певучий батюшкин голос:
— Помолимся же горячо, братья, чудотворному Николаю, чтобы умолил господа нашего Иисуса Христа и пресвятую деву Марию даровать рабам божиим страды радостной, хлебушка тучного…
Батюшка машет кадилом, обдавая ладанным дымком мужичьи бороды. Старательно голосят певчие, умильно устремив взоры на чудотворную икону.
Выждав время, раскатисто и громоподобно рявкнул дьякон Игнатий, вспугнув любопытных ворон, густо облепивших тополя:
— Господи‑и‑и, помилу‑у‑уй!
Отец Лаврентий подносит к чудотворной иконе золотой крест, глаголит со смирением:
— Приложимся, православный, к чудотворцу нашему.
Мужики поднимаются с межи, оправляют порты и рубахи и по очереди подходят к образу угодника. Снова падают ниц, целуют со слезами на глазах позолоту оклада и на коленях, елозя по прошлогодней стерне, отползают в сторону, уступая место новому богомольцу.
Затем батюшка берет у псаломщика кропило со святой водой и обходит лошадей, привязанных ременными поводьями к телегам. Лаврентий брызжет теплой водицей поначалу на конюха‑хозяина, а затем и на саму лошадь, приговаривая:
