Под всей этой агитацией добросовестно вредят своему здоровью сразу три человека. Двое в кирзовых сапогах и пьяном виде на одном конце скамьи, третий, в куртке мастера и трезвом состоянии, на другом.
Я подсаживаюсь к третьему и интересуюсь, где мне найти лучшего пропагандиста цеха товарища Лапко.
— Много их, — неохотно отзывается мастер, не поворачивая головы, — всех не упомнишь…
Кирзовые сапоги на другом конце скамьи Лапко также не знают. Не знают Лапко на участках и в диспетчерской, в кладовой и бензопромывке. Табельная оказывается закрытой, красный уголок пуст. Не остается ничего другого, как идти к руководству.
Дверь в кабинет начальника цеха открыта настежь. Из нее валит в коридор густой сигаретный туман.
Вхожу внутрь и, держась за косяк двери, чтобы не потеряться, кашляю.
— Вы к кому? — спрашивает туман.
— Из редакции, — вру я. — Хотелось бы написать положительный материал о пропагандисте Лапко.
— Это пожалуйста, — милостиво разрешает туман. — Правда, в данный момент он на картошке. В Одуванчиково.
— Как на картошке? — нагло удивляюсь я. — С каких это пор картошка стала важнее пропаганды?
— Нет, нет, — слегка теряется туман. — Товарищ Лапко направлен на уборку именно с целью пропаганды. Все-таки наше подсобное хозяйство…
Я ухожу, не дожидаясь, пока туман разойдется.
4. На конспиративной квартире
Служба службой, а дружба дружбой. После обеда звоню в местную контрразведку Максиму Исаевичу Тихову, Максу, моему лучшему другу в лагере социализма. Тем более, что вечерней электрички в колхоз, где находится Лапко, нет.
Макс сердится и радуется одновременно.
— Ты что, Джеймс! — шипит он. — Моя смена еще не окончилась. До пяти вечера мы враги, а ты… Где находишься?
Я даю Максу свои координаты, и вскоре он незаметно садится мне на хвост. Я вспоминаю, что тоже нахожусь при исполнении, и начинаю бесцельно бродить по городским улочкам, пытаясь оторваться от слежки. Но Макс следит толково, и я никак не могу от него избавиться.
Ровно в пять мой друг заканчивает свое грязное дело. Мы обнимаемся.
— Постоим в пивной? — предлагаю я.
— Что ты! — пугается Макс. — Там полно наших людей. К тому же все стойки прослушиваются.
И вот я снова на его конспиративной квартирке. Макс ставит на стол бутылку отменного самогона, кладет два огурца, приносит стаканы.
— Неужто прошло много лет, Джеймс? — вздыхает он.
— Представь себе, много, дружище.
— Где же ты побывал за это время, если не секрет?
— Раз десять в Японии, раз восемь в Швейцарии, раз пять во Франции и ФРГ. По два раза — в Греции, Испании. Португалии. Все остальное время не вылезал из вашей нечерноземной зоны…
