Середина девяностых, я не шучу!!!
«Хай мидл класс».
Ага…
А когда я вот так «не шучу», я, извините, матом не ругаюсь. Я на нем разговариваю. Да так, что лучше не переводить…
И тут вдруг из-за спины – знакомое, оренбуржское:
– Ну, чем занимаимси?!
Я и выдал. Чем, в смысле, «занимаимси». Не оборачиваясь. У нас к тому времени отношения с Борисом Ивановичем установились уже на таком уровне, что на некоторые особенности моего – дурного, надо сказать, – характера он давно внимания не обращал…
Повторять, извините, не буду: одни сплошные междометия. В качестве своеобразного моста между понятиями «стандарт» и «реальность», которые я не то, чтобы на бумаге – в собственном мозгу увязать-то никак не мог. Какая уж тут, простите, на хрен, бумага…
А когда у меня за спиной радостно загоготали в две оренбуржские глотки, сначала опешил, потом обернулся, а потом у меня, по-моему, даже уши покраснели.
Нет, я все понимаю. Слышал, что мужик свойский. Но все-таки – премьер-министр моей страны, так, на секундочку…
– А что, – говорит, отсмеявшись и утирая выступившие на глазах слезы, – в принципе, все правильно ведь сказал. Исключая междометия. На улицу надо чаще смотреть. За окно. А книжки – оно тоже хорошо. Со стандартами. Но окно – лучше. Вот. Чаще и смотри. И ничего не бойся. Главное – думать надо в правильном направлении. Тогда все получится. Вот…
15 мая день рождения главного лично для меня русского прозаика XX столетия – Михаила Афанасьевича Булгакова.
Еще раз: для меня лично.
Кому-то куда ближе Набоков, кому-то Платонов, а кому-то – вообще Шолохов. Это нормально.
Я сейчас говорю и буду говорить исключительно о своем.
О личном…
Жизнь хорошего писателя – метафора сама по себе. Потому что задача у литературы – у любой литературы – предельно простая: «поучать, развлекая».
Это, извините, не я сказал. Это Карло Гольдони. А я с ним просто согласен.
И что бы там ни плели, как иногда мне кажется, слишком много на себя берущие люди искусства про пророчества, миссии и прочие сверхзадачи – задача литературы и тогда была такова, и сейчас остается прежней.
Поучать, развлекая – и без того очень тяжкая профессия. Попробуй, справься.
Если оставить метафизику (хотя как ее оставишь, если речь идет о Булгакове), то первым булгаковским уроком для меня неожиданно стали увиденные во МХАТе «Дни Турбиных» и выпрошенная после этого у приятеля по спортинтернату, профессорского сынка, и проглоченная за ночь под подушкой «Белая гвардия».
