Высокое положение Риокаи не спасет его. Тикки знала, что якудза могущественны и у них много бойцов. Какая разница? Это не повод, чтобы отказываться от работы. У каждого зверя — свое оружие, просто у некоторых оно несколько мощнее, чем у всех остальных. Удачливый хищник сначала обезвреживает жертву, устраняет опасность, которая от нее может исходить, и лишь тогда наносит смертельный удар.
Риокаи и его спутники двинулись к лимузину.
Тикки захлопнула крышку тестера.
Когда дверь лифта отошла в сторону, она уже держала в руках мини-пушку «Виндикейтор», громоздкое оружие с шестью вращающимися сменными стволами. Выходить из засады необязательно: лимузин — вот он, в каких-нибудь пяти метрах чуть левее лифта. Риокаи, два его телохранителями две модно одетые дамы как раз двигались вдоль лимузина. Внезапно один из телохранителей оглянулся, бросил взгляд в сторону Тикки — но было уже поздно.
Тикки нажала на спуск, и все они оказались на линии огня.
«Виндикейтор» взревел, вращающиеся стволы начали плеваться струями пламени, щелчки скорострельного оружия слились в оглушительный рев. Бронебойные снаряды рвали борта лимузина, громили стекла, пробивали шины, кромсали в клочья нежные тела людишек, разбрасывая их, словно мясистые листья. Стеклянная крошка и кровавые брызги густо усыпали асфальт. Тела дергались, корчились, падали. Последние движения пятидесятиоборотного магазина «Виндикейтора» Тикки посвятила своей главной цели — телу Риокаи. После этого труп превратился в законченную падаль — в жалкое месиво. Ну что ж, весьма удовлетворительно.
В ее контракте на сегодняшнюю акцию было оговорено, что убийство должно выглядеть именно так — шумным, наглым и чудовищно жестоким.
Дело сделано.
Она нажала на кнопку тестера. Лифт опустился в служебный отсек подвала. Отсюда она смоется по коммуникационным тоннелям.
Все идет по плану.
Все идет как по маслу, если говорить человеческим языком.
Последним из области реального была рука Дженнифер, которая внезапно стиснула его локоть, и ее тихий полузадушенный всхлип.
Потом начался кошмар.
Громовой рев наполнил воздух, огонь бил в глаза, потом пришла боль, океан боли, еще больше, чем мог, по его представлениям, выдержать один человек, агония, мука без конца и без края. Мука, рвущая его на части, проламывающая череп, кромсающая тело. Какой-то частичкой сознания он понимал: никто, не может вынести такое и выжить. Он чувствовал, что сама боль, как осязаемая физическая сила, может опрокинуть его, раздавить, разложить его тело на атомы.
