Я не скажу, что попал сюда случайно. Я знал, что в пятницу она работает до пяти и домой приезжает в шесть.
Вот на этом доме, что боком, в прошлом году висела реклама «Replay» – тоненькая изогнувшаяся девочка с голыми загорелыми ногами.
Когда мы расстались, я думал: нет, этого не может быть, все это не повод, чтобы разойтись, она понимает, что с другими у нее не будет того, что было у нас.
Я обрывал семена подорожника, смотрел вслед самолетику, пока он не потерялся. Она наверняка считает, что поступила тогда правильно. А я ни в чем не уверен. Единственное, в чем прав, – что ушел с работы. Если бы не ушел – не было бы этой травы, деревьев, тихого вечера.
Ходили люди, возили коляски с детьми. Мимо прошли две пары – молодые папы толкали коляски, один из них потягивал пиво, мамы разговаривали, и первый раз, глядя на семью с ребенком, мне стало тоскливо. Что-то в них было очень мирное, спокойное, устроенное. Одеты небогато, смотрят без наглости. Но в них есть правота, они правы в чем-то очень важном и чувствуют это и оттого спокойны и за сегодня, и за завтра, и за все дни до скончания века.
А Лены нет. Чувствую – нет ее. Уехала, или что-то еще…
Конечно, можно подождать и посмотреть, как зажгутся окна, но уже хочется ехать, тем более что до темноты еще часа два. Проезжаю еще раз мимо ее дома, во всем закрытость и отчужденность, и совсем не клеится в воображении, что сейчас она может выйти из подъезда… И дальше я быстро кручу педали – видеть эти дома, вывески – тяжело.
В тот день я проезжаю пятьдесят восемь километров и возвращаюсь домой другой дорогой.
Тогда на бульваре был еще один важный момент. Была середина дня, и на лавочке напротив сидели две женщины. Возраста среднего между молодым и собственно средним. Кругом много офисов, и время было самое обеденное, и явно, что и они были из разряда офисного планктона (или мелких офисных акулок) и просто сидели тут, устав от коллектива и лишних ушей, имея оставшиеся от обеда минут двадцать. На носу сентябрь, и я вспомнил свое желание искать к осени работу. Они миленько выглядели, там, на лавочке, и наверно у них был неплохой офис, столы, кресла, ковролин, компьютеры, факсы…
Почему нет? И тут вспомнилось другое.
Иногда, то есть даже очень редко, когда хватало сил (может ли быть, кстати, свобода без сил?), я ехал куда-нибудь вечером и возвращался поздно, уставший, но с неким чувством удовлетворения. Видимо, оно возникало оттого, что у жизни удалось урвать небольшой кусочек времени на свои незамысловатые удовольствия. Автобусы от метро уже ходили плохо, и я ехал на маршрутке. Напротив садилась прилично одетая женщина, и было видно, что сегодня она встала рано, как обычно, спешила на работу, решала проблемы в своем офисе, до самого почти окончания рабочего дня не зная, удастся ли вырваться вечером. Потом она встретилась с подругой – такой же занятой, внешне благополучной, они сидели в кафе, обсуждая события последних месяцев – с тех пор как не виделись. Потом к ним подсел в меру пьяный и в меру элегантный господин, и они мило поболтали. И теперь ей было приятно во всех отношениях; а почему бы и нет: интересная работа (ну да, иногда бывает…), новая кухня (предмет зависти соседок), внимание мужчин и вот это так удачно купленное платье… Жизнь хороша!
