В последний момент я ложусь на руль, втягиваю плечи, инстинктивно стараясь стать меньше, ныряю под кузов, задеваю что-то металлическое, обжигающее руку, слышу непонятный звук, выскакиваю возле светофора, выворачиваю направо и через несколько мгновений оказываюсь на набережной.
Останавливаюсь. Не слезая с велосипеда, тупо смотрю на ободранную руку и как ножом срезанный с края руля пластик. Затем снова сажусь и еду несколько километров до сквера с памятником. Слезая с велосипеда, почти падаю – дрожат колени и не слушаются руки. Полчаса я сижу в тихом сквере, понимая, как мне повезло. Что под кузовом было высоко. Что у меня гнутый спортивный руль; а обычный там не прошел бы по ширине.
Я специально рассказал историю этого утра в подробностях, чтоб было видно, что при желании я мог бы заметить, как три раза меня словно предупредили или хотели отвести от опасности: вначале когда меня тянуло в сон и я собирался повернуть домой; потом когда меня облаяли собаки; и, наконец, на мосту, где стояла милиция. Но я ничего не заметил. Может, никаких предупреждений и не было, а весь этот ряд я выстроил себе в состоянии аффекта, автоматически крутя педали по набережной.
Все стало настолько искусственным, что я уже не уверен, участвуют ли еще коровы в производстве молока.
Я поехал за тросом для тормозов и решил выбраться в город.
Я остановился на бульваре. Всюду валялись сухие листья, а те, что держались на ветках, – по краям, как ржавчиной, были тронуты умиранием.
Каштаны болеют, заболевают, и, видимо, их вырубают к чертовой матери…
В тот момент мне показалось, что и люди, сидевшие тут, – тоже больны, тоже проржавели, если уж не целиком, то где-то по бокам. И на самом деле вряд ли им так уж хочется сидеть здесь. С гораздо большей радостью они бы посидели где-то еще. Но они тут.
И опять знал, что как бы ни кончился день, я буду пить и, может, чинить велосипед, слушать «Gotan».
Вечер. И тут мне стало смешно – все было именно так, как я представлял днем не бульваре: я был пьян, пытался чинить велосипед и слушал «Gotan».
Город продолжал расти. Застраивал пустыри, сносил старое и строил новое – выше, больше, вырастал за свои границы, застраивал пригороды, вырубал садики, сносил избушки в три окна с террасками и рос. Я уже не представляю, сколько живет человек в этом городе. И этого, похоже, не знает никто. А город растет. Сам по себе и за счет тех, кто приезжает. В поисках счастья, в поисках денег. Или оттого, что этого счастья и денег так много, что они уже не умещаются в маленьком Норильске и требуют больших просторов. Цены на жилье растут. Но желающих купить квартиры не становится меньше. Утром и вечером забито метро, автобусы, трамваи, троллейбусы, маршрутки и электрички. Но людей становится все больше. Утром и вечером, а часто и днем, стоят пробки. Но люди продолжают покупать автомобили. Может, когда-нибудь все это лопнет от перенапряжения и слишком большого количества всего. Но пока здесь становится негде жить, гулять, ездить. Я слышал, что некоторые уже уезжают отсюда, но в других городах ниже зарплата и не те условия жизни.
