– Да, – деревянным голосом отозвался Лёнчик.
Викин отец вскинул вверх черный указательный палец.
– Радости ты хочешь от жизни. Все хотят от жизни радости. А что тебе доставляет радость больше: сидеть дома за уроками или бегать на улице?
Лёнчик недоверчиво смотрел на Викиного отца, прислушиваясь к себе. Получалось, что Викин отец был прав: улица доставляла больше радости, чем уроки.
– Но я всегда – сначала уроки, потом улица, – сказал он.
Викин отец покивал.
– Это значит, Лёнчик, ты ответственный человек. Только это, ничего больше. Поверь польскому еврею. Ты знаешь, что такое польский еврей? Польский еврей – самый настоящий еврей. Здесь у вас на Урале нет настоящих евреев, это не евреи, это недоразумение. Настоящий еврей – это польский. А настоящий еврей – это мудрость. Потому что каждый польский еврей с детства знает Талмуд. Ты знаешь, что такое Талмуд?
– Нет, – обескураженно покачал головой Лёнчик.
Викин отец снова поднял вверх черный указательный палец.
– Талмуд – это книга мудрости. Настоящий еврей только тот, кто знает Талмуд. Поэтому настоящий еврей – это и есть мудрость.
– Заладила сорока Якова одно про всякого! – раздался от двери гневный голос. Это была Таисия Евгеньевна. Видимо, она только что вернулась с работы, сняла в коридоре пальто, вошла в комнату – и стала свидетельницей их разговора. – Нашел себе слушателей! Настоящий еврей он! Настоящие евреи сейчас в Израиль едут! Хочешь чувствовать себя настоящим – давай!
Викин отец вскочил со своей табуретки, сапожная лапа вместе с заготовкой туфли полетела в сторону, и он, сжав кулаки, приподнимаясь на носках и снова опускаясь на пятки, будто весь встряхиваясь на каждое слово, закричал:
– Уеду! Дождешься! У меня право есть: я польский еврей, мне разрешат! Это раньше нельзя было, теперь разрешат!
– Ой, испугал! Испугал! – Викина мать вдруг стала спокойна, усмешлива, в статности, что была в ней, появилась величественность. – Уезжай, кто тебя держит. Там таких сапожников только и ждут.
Вика с Жанной будто сжались, во взглядах их читались испуг и стыд; должно быть, такие сцены были им не впервой, но оттого, что свидетелями сцены стали Лёнчик с Сасой-Масой, они чувствовали себя опозоренными.
Саса-Маса потянул Лёнчика за рукав.
– Пойдем, – прошептал он. – Что тут делать. Сматываемся.
Никто их не останавливал.
На улице, когда вышли из подъезда, Саса-Маса присвистнул и похлопал Лёнчика по плечу.
– Ну спасибо тебе за знакомство. Развлек. В цирке не так интересно бывает.
