– Ну, не знаю, – отозвалась Виктория поверх голов двух азиаток, которые застыли, как мертвые, – мне кажется, это клево.
Через день пришло письмо. На личной почтовой бумаге, с калифорнийским адресом. Я открыл его в коридоре за пределами моей слишком теплой, слишком ярко освещенной комнаты на четвертом этаже старого, пропахшего печалью общежития;
Querido Ake,[7]
знаю, я давно не писал, но в мою сумасшедшую жизнь добавилась презентация «Сирот» в Европе, и Джуди, и Джош, но я хочу, насколько удастся, наверстать упущенное. Я попросил Жюля найти мне в Акейдии[8] машину специально, чтобы у меня был предлог посмотреть, как ты тут справляешься. Давай потом вместе поужинаем – можешь привести какую-нибудь подружку. Все уладится. Вот увидишь.
Mucho.[9]
Папа.
Я словно получил нокаут в финальном раунде призового боя. Я и так уже нетвердо стоял на ногах, был весь в крови от сотен ударов, у меня был всего шанс из десяти дотянуть до финального гонга, и тут такое. Вам! Я сел на свою студенческую постель и перечитал письмо дважды. Джуди была его новая жена, а Джош, шести месяцев от роду и еще гадящий в штаны, – мой новый братец. Сводный. Закон ДНК. Черт, вот было бы смешно, если бы он умер, и я умер, и весь мир превратился бы в тлеющие угли, затягиваемые в черную дыру вселенной. Но я не умер и умирать не собирался, по крайней мере, не сейчас. Еще хорошо было бы надраться, и сделать это было легко. Три «счастливых часа»,[10] а затем хорошая зубодробительная стычка с каким-нибудь дремучим козлом в темном закоулке, и я был готов к встрече с ним.
Вы, наверное, ждете, что я расскажу, как мой отец, гении, ворвался в город и трахнул преподавательницу литературы, Викторию, поварих и пару собак, попавшихся ему по пути на литературный вечер, но вышло все не так. Совсем не так. На самом деле выглядел он грустным, подавленным и старым. Действительно старым, хотя, по моим расчетам, ему должно было быть пятьдесят три, может, пятьдесят четыре. Его голова напоминала сгнившую пустую тыкву с Хэллоуина, вокруг глаз расползлись нити морщин, волосы топорщились, как ворс потрепанной щетки. Но я забегаю вперед. Мой сосед Джеф Хеймаи утверждал, что он позвонил раз сто и наконец оставил сообщение, что зайдет пораньше и хочет также вместе пообедать, если я не против. Я был против. Я не подходил к телефону и не находился в комнате. Я вообще ушел подальше из кампуса, чтобы на него не нарваться, когда он будет вышагивать по квадрату, окруженному лентой. Я прогулял занятия и засел у Виктории в гнездышке, как будто это опиумный притон, где можно уснуть и забыться; со мной были Берна Берне и сестры Анджелин, а еще бутылка «Дона Кыо», которую папаша Виктории привез ей из Пуэрто-Рико. Что я собирался делать? Ломать и крушить. Упиться настолько, чтобы оставаться в полубессознательном состоянии, пока не будет съеден обед, прочитано все, что нужно прочитать, а ужин благополучно забыт. Короче, пошел он! Вот так.
