Посланный вперед нарочный вернулся со свежей нильской водой. Как ее пили! Вместе с нарочным прилетел коршун - первое живое существо за весь переход через пустыню. Как видно, хищник ждал, что человек, за которым он летел, сложит свои кости в раскаленных песках.
Караван вышел на пригорок, откуда уже можно было различить голубоватую полосу Нила, купы пальм и серые стены арабской деревушки. Верблюды с ревом рвались к реке. Ничто не могло их удержать.
Ковалевский поздравил своих спутников.
- Друзья, мы выбрались из могилы, - сказал он. - Да, да, Нубийская пустыня - это могила. Даже хуже - в ней не заметно той микроскопической жизни, которая есть во всякой могиле. Но не всегда бывает она такой. Спросите-ка проводников, да и наш уважаемый Лев Семенович подтвердит... Примерно раз в десять лет проносятся над ней хорошие, настоящие дожди, и тогда не узнаете вы этой могилы: зелень, птицы, стада, пригнанные на обильные пастбища. Если природа так быстро может исторгнуть ее из рук смерти, то и человек, силою труда и времени, может достигнуть того же.
В приречном городке Бербере, куда караван пришел после четырех суток почти непрерывного движения вдоль Нила, Ковалевский должен был снова сменить верблюдов на лодки или барки. Но хотя он приехал по приглашению египетских властей, местные чиновники после разговора с переводчиком всячески старались помешать дальнейшему путешествию.
- Поверьте, лодок у нас нет, и я сам хотел бы превратиться в барку, чтобы везти вас! - клялся берберский чиновник, прижимая руки к груди. - Но это невозможно, и я готов нести каждого из вас на плечах... на своих плечах...
Однако чиновник попусту тратил красноречие: путешественник был настойчив и добился, чтобы ему дали две барки. На них - где под парусами, где бечевой - и отправился он вверх по реке. Возле Хартума, места слияния Белого и Голубого Нила, у левого берега вода была беловатой, илистой, у правого - более светлой, голубовато-зеленой.
В Хартуме Ковалевский встретил иезуита отца Рилло с кучей миссионеров. Святой отец прибыл сюда по поручению самого папы римского. Лицемерный, ловкий иезуит мало заботился о проповеди слова божьего. Ковалевский, поговорив с ним, записал: "У Рилло много других замыслов, в число которых если и входит религия, то только стороной, как средство, а не как цель". Святой отец и его помощники разведывали, разнюхивали, где и чем можно поживиться. И не в дом ли отца Рилло незаметно проскользнул переводчик русского путешественника, чтобы в комнате, где висит распятие и много говорят о боге, рассказать святому отцу, что упрямец из далекой северной страны, несмотря на ловко подстраиваемые ему помехи, не бросает мысли о проникновении в самые сокровенные места африканского материка...
