— Странно однако… Разве не заманчиво жить будущим?
— Странная какая-то беседа. Что, результаты нехороши? — догадался Матвей.
Директор вдруг скорчил гримасу.
— По правде сказать, не знаю. Сам не пойму.
— Дурные предчувствия?
— Да вроде того.
Матвей вдруг оживился, начал быстрыми мелкими шажками ходить по комнате.
— Тогда нужно уходить, — решительно сказал он, — Отгоним дурные мысли и предчувствия — облачим в шикарные переплеты, добавим золота, сделаем шикарные обрезы. Надо уходить от реальности самим и уводить других!
— Не знаю, — растерялся Ткаллер.
— А я знаю. Знаю, — кивал Матвей, — Уйти в религию, ремесло, в любую деятельность. Или в кутеж и лицедейство. Иначе замучишь себя сомнениями: что есть ты, зачем на земле, что есть добро и зло? Сотни вопросов, а ответов нет ни хрена. Ни у кого!.. Так будем украшать переплет?
Ткаллер слегка даже опешил.
— Странно, — ответил он, — что вы так истолковали мою озабоченность. Дали установку и на ближайшее время, и на всю дальнейшую жизнь. А ведь я вам ничего по существу и не сказал. И пожалуй… нет необходимости вам все говорить. Вы — мастер своего дела. Поэтому не надо никаких украшений. Все должно быть скромно и строго. Поторопитесь, времени немного.
Директор направился к двери. Он уже был в коридоре, когда Матвей его окликнул:
— Господин Ткаллер! Извиняюсь, какие ноты в черный, а какие — в красный?
— В цвет красного вина! Бордо! Патриоту Москвы весь белый свет хочется разодеть в красный.
Ткаллер вернулся, разъяснил еще раз.
— Напоминаю, никаких излишеств, — Ткаллер снова вышел в коридор.
Когда директор вновь появился в своем кабинете, на ратуше пробило час ночи. Ткаллер снова попытался отодвинуть тяжелую портьеру, но она была закреплена наглухо. Он опять вспомнил, что изолирован до утра от всего живого мира. И ему, действительно, теперь, как никогда, хотелось побыть одному. Даже если бы и была возможность с кем-то связаться по телефону или встретиться, Ткаллер отказался бы. Сейчас он хотел, чтобы ему никто не мешал. Условия были просто идеальные. Времени для раздумий было столько, сколько переплетчик будет делать свою работу. При свете настольной лампы директор оглядел свой кабинет. В дальнем правом углу слегка поблескивала зловещая, как теперь казалось Ткаллеру, машина «Кондзё». Ничто не напоминало о недавней фантастической работе. Ткаллер даже подумал, а не привиделось ли ему все? Он поднялся, подошел к столу. Действительно, оркестровые партии для симфонического оркестра лежали в стопках. Значит, было. Все было, значит, всё реальность и теперь нужно принимать решение. А выход наверняка должен быть. Ведь ничего особо неприятного не случилось…
