Лодейный кормщик | страница 24



Тьма. Иллюминатор чем-то завешен наглухо. Иван нащупал справа что-то мягкое. Тюфяк… Видимо, койка. Он лег на нее, расправив затекшие ноги.

До утра не сомкнул глаз, все думал, вспоминал до мельчайших подробностей Березовское устье, высчитывал время отлива. Но пустят ли шведы к штурвалу?

Утром брякнул ключ в замочной скважине, дверь распахнулась, и солдат подал завтрак: оловянную кружку с кофе, кусок хлеба, вареную солонину. Иван жадно принялся за еду: больше суток жил впроголодь. Часовой, оставив дверь открытой, следил за каждым его движением, будто считал куски. Поев, Иван снова лег. Часовой забрал судки и вышел, опять заперев дверь.

Вскоре к каюте подошли несколько шведов, среди них капитан и под конвоем — Борисов. Рябов узнал его по одежде. Переводчик был хмур, подбородок его распух, под глазами — синие кровоподтеки. Капитан спросил что-то, обращаясь к Рябову. Борисов, внимательно глядя на лоцмана, перевел:

— Капитан пришел за ответом.

Рябов поднялся с койки, сказал:

— Коли надо, поведу корабль.

Борисов вздрогнул, впился взглядом в кормщика, говоря всем своим видом: «Ты что, спятил? Шведский корабль вести? Разве не знаешь, зачем они тут?»

Рябов тоже взглядом ответил: «Все знаю. Так надо». Борисов в растерянности пожал плечами. Пока Борисов собирался с мыслями, шведский лейтенант перевел. Капитан, пристально следивший за русскими, ткнул переводчика в спину. «Рыбак поступает правильно!» — скрипуче сказал он.

Борисов, кажется, понял Рябова и опустил взгляд.

Рябова и переводчика под усиленной охраной повезли в шлюпке на адмиральский фрегат. Шеблад пожелал посмотреть на русского, который согласился сопровождать шведские корабли.

Глава четвертая

СРАЖЕНИЕ У СТЕН КРЕПОСТИ

1

— Отвори, леший хромой! Тебе говорят, отопри!

С десяток баб осаждали монастырские ворота, стучали в них крепкими кулаками, палками, вразнобой, но довольно настойчиво. Куда девались робость и вечный страх перед богом и его земными слугами, запершимися в полутемных кельях.

Монастырский привратник, хромой Павел, которого за глаза крестьяне звали Павлухой-апостолом, опасливо посмотрел в глазок-оконце и увидел разгоряченные, взволнованные бабьи лица.

— Куды ломитесь, греховодницы? Тута святая обитель, не кабак! Тут надобно благолепие, а не стукоток! Кыш! — замахал он руками на баб, словно на куриц.

— Я те дам кыш! — подступила к оконцу Марфа Рябова. — Я те остатнюю ногу переломаю, покажись только в деревне! Отопрешь ай нет?