Кстати, куда большим интересом у обывателей пользовался, отнюдь, не сам Хань, а его необычная свита. Впрочем, к разочарованию большинства, къёкецуки отнюдь не собирались играть на публику, лишь пару раз откровенно позабавившись над любопытствующими. Обычно это было что–то из серии поедания живьем несчастных мышей, специально пойманных к трапезе. Разумеется, кровопийцам совсем не нужна была плоть их хвостатых жертв, но после откусывания голов и демонстративных кровавых брызг, разлетавшихся по залу, многие посетители поспешно выбегали прочь, придерживая животы руками или же зажимая ладонями рот.
Еще одним полюбившимся вечерним представлением стала для къёкецуки другая, с виду, вполне благочинная трапеза. Пока Ли и Удей расправлялись с ужином, девушки подчеркнуто отстраненно и манерно, как того и ожидали собравшиеся, пили из изящных кубков кровь кроликов или домашних птиц, поспешно забитых хозяином трактира, едва кто–нибудь из демонов незадолго до ужина прозрачно намекал ему на необходимость наличия на столе подобного угощения. Однако когда алый напиток подходил к концу, къёкецуки все с тем же якобы демонстративным безразличием начинали осматривать помещение недвусмысленными голодными взглядами. После этого посетители, как правило, покидали залу еще поспешнее.
За исключением этих эпизодов отношение простых людей к Ли и остальным было вполне благосклонным, даже несмотря на отметины Удея и пугающую природу Такаты и Ёми. Но если крестьяне, ремесленники, мелкие лавочники, стражники, солдаты и наемники весьма охотно и с интересом готовы были пообщаться с ссыльным тайпэном по поводу и без, то высшие командиры и чиновники, как и требовали того неписаные правила, упорно его игнорировали. Их внимание к персоне Ханя ограничивалось лишь требованием официальных бумаг в момент его прибытия в поселение или во время проезда через дорожную заставу. После того, как верительные грамоты и приказ тайпэнто бывали предъявлены, всякое общение с Ли мгновенно завершалось, при этом некоторые служащие и офицеры демонстрировали откровенную радость, но куда больше было тех, кто делал это с явным сожалением. Быть может, в том числе и по этой причине, всей компании особенно запомнился короткий эпизод, приключившийся с ними где–то к концу первого месяца пути, почти на самой границы внутренних владений Империи.
Тот вечер проходил в спокойной и обыденной обстановке. Однако человек, появившийся в дверях трактирного зала, сразу же привлек к себе внимание Ли. Синие одежды чиновника ярко выделялись среди обычного люда, собиравшегося здесь в столь поздний час, а кроме того, было в его наряде и кое–что необычное. Полы сапфирового каймона, слишком затертого для простого кабинетного работника, были обрезаны довольно высоко, едва прикрывая колени вошедшего. Благодаря этому также хорошо были видны высокие сапоги с железными набойками, чей вид выдавал в своем владельце человека привыкшего больше перемешаться на своих двоих, чем в седле или в паланкине. На широком поясе служащего среди множества пристяжных карманов ярко выделялись длинный цзун–хэ в черных неукрашенных ножнах и небольшой фигурный чекан, каким часто пользуются для забора породы шахтеры, горные искатели и ювелиры.
