— Присядем, хлопчики?
И, не ожидая нашего согласия, опустился на траву, расстегнул бушлат.
Мы с братом тоже сели. Один только Соловей продолжал стоять.
— Так… Значит, лупить будете? — то ли спросил, то ли подтвердил матрос.
Мы промолчали.
— Хотите, расскажу вам одну историю, хлопцы? Минуточку, вот только закурим…
Матрос вынул из кармана кисет и разложил у себя на колене квадратик бумаги.
— Одну минутку, хлопцы…
Он положил на бумагу щепотку табаку, но в это время дунул ветерок и смел табак на траву.
— Беда, — огорчился матрос, — не привык я еще. Беда… — Он усмехнулся, кивнул на свою культяпку и протянул кисет моему брату: — Ну-ка, сверни, друг.
И Ленька свернул.
Матрос глубоко затянулся толстой самокруткой и начал:
— Такая, значит, история, хлопчики. Жил да был вот на этом самом Черном море один моряк. Колей Непряхиным звали. Матросом он был. Ясно?
Мы кивнули: ясно, мол.
— Так вот, — продолжал матрос. — Ходил этот Коля Непряхин по белу свету на своем лайнере, и казалось ему, что он уже старый волк, хотя лет ему было всего-то… — Матрос чуть приподнял ладонь над травой, как бы показывая, каким был старый морской волк Коля Непряхин до войны. — Для вас он, конечно, дядя, — матрос посмотрел на меня и на Вовку, — а вот для тебя, пожалуй, корешом мог быть, — сказал он Леньке. — Но не в этом дело, хлопчики. Посмотрите-ка вон туда… — Матрос привстал и протянул руку в сторону порта. — Видите, вон у второго причала возле покалеченного элеватора посудина дымит. Видите?
Мы привстали и вытянули шеи в сторону порта.
— Это который с белой ватерлинией? — спросил Ленька.
— Точно, — одобрительно заметил матрос. — Именно с белой ватерлинией. Посуда типа «Либерти». Что такое «либерти», знаешь?
Ленька смущенно пожал плечами: не знаю.
— «Либерти» по-английски — «свобода», — объяснил матрос Леньке и добавил: — Ты, брат, если метишь в капитаны, английский должен назубок знать. Так вот… — Матрос еще раз затянулся самокруткой, выпустил две белые струйки дыма через нос и продолжал: — Ходил, значит, этот самый Коля по свету на своем «Либертосе» и, конечно, думал капитаном стать и все такое прочее… Ясно?
— Ясно, — сказал Ленька.
— А теперь скажи мне, видел ты где-нибудь безлапого капитана? — спросил матрос у моего брата и невесело тряхнул пустым рукавом бушлата.
Ленька промолчал. Ленька не знал, что ответить.
— То-то, — укоризненно произнес матрос и глубоко затянулся. — Так что же, по-твоему, выходит, я должен их всех в расход?! — спросил он вдруг неожиданно громко, и я вздрогнул. — Ладно, в бою не жди от меня пощады, но пленных… Так что вам мой совет, хлопцы: кончайте вы эти самые обстрелы. Что, у вас других дел нет, что ли? Молчите? Ну, раз молчите, значит, договорились. — Матрос загасил о траву окурок, запахнулся в бушлат и лег на траву. — А знаете, парни, какие до войны на Хлебной гавани бычки клевали? Вот такие сурманы! — Он рубанул рукой чуть пониже колена. — Песочники. Уха́ из них…
