Только, безусловно, на ту сторону перешла не моя младшая супруга, а некто куда как более важный.
Амир Амиров, который по видимости не слишком тяжело перенес вечную разлуку с сыном, занемог от сего еще до моего отъезда, и страна, как мне сказали, всё это время готовилась к его похоронам. А также загодя и под его же неусыпным надзором проводила самые главные выборы.
Надо сказать, что специальные люди из Братства Чистоты постоянно прислушиваются к звонкому серебру людской молвы и чистому золоту невысказанного людского мнения, так что они уже давно составили список тех почтенных людей, которые пользуются особенным авторитетом в своем квартале. Естественно, в зачет идут не одни только добрые поучения и благие деяния, а и умение сподвигнуть на них других. Натурально, список проверяется, перепроверяется и дополняется при жизни нынешнего Амира буквально сотни раз. Те водители толп, чей достойный облик не вызывает никаких сомнений, подвергаются напоследок еще одному испытанию: их как бы шутя или обиняками спрашивают, что бы в жизни государства они хотели переделать, что добавить… словом, не хотели бы они управлять единолично. Выразивших особую любовь к властвованию отбраковывают без малейшей жалости, ибо считается, что лучше всех правит именно тот, кто к сему вовсе не стремится. Но и слишком яростный отказ от чести и связанного с нею бремени вызывает у Братьев подозрение: такой человек либо ненавидит власть всеми силами души, либо лицемерит и прикидывается. Оттого-то я, сам бывалый вопрошатель, заподозрив однажды, что друзья меня прощупывают, выразил умеренное желание посидеть на Большой Подушке и как мог шутливей возмутился своей тягой к денежным и торговым делам всякого рода, в которых был последнее время весьма успешен. Вдругорядь я на более прямой вопрос ответил вежливым отказом из тех, под которыми чувствуется явная склонность к верховной власти.
И самоуверенно полагал, что вопрос благополучно закрыт.
Надо еще сказать, как проходит заключительная процедура выборов, когда список предполагаемых Высоких Амиров уже утвержден окончательно. Как ни удивительно, в сем ритуале не больше величия, чем в уличном гадальщике с механической музыкальной шкатулкой и попугаем: один из членов прежнего Совета Семи пишет все имена на совершенно одинаковых клочках бумаги, другой укладывает их в особые футлярчики наподобие желудей, не так уж сильно похожие друг на друга, а потом Семеро специально договариваются меж собой, и один из них тянет жребий с именем. Считается, что все жребии и так равны меж собой и что тому, кого изберут в конечном счете, мало с того радости. Оттого и подсуживания не бывает никакого.
