Верховой еще раз оглядел, похлопал по боку коня. Плюнул и, поставив ногу в стремя, бросил тело в седло.
А как «лихач» стал отъезжать, привстал в стременах и крикнул вдогонку что-то оскорбительное, ругательное, матерное, что-то вроде:
— Ездить научись!..
Да еще пригрозил вслед нагайкой!
Но пролетка была уже далеко, несясь мимо Большого театра.
— Береги-ись! — благодарно оглядываясь на Мишеля, вопил извозчик, хотя улицы были еще пустынны.
И все же против «Метрополя» они чуть-чуть не затоптали какого-то одинокого, случайного, сунувшегося под копыта прохожего, который в последний момент шарахнулся в сторону, прижимаясь к стене, часто и мелко крестясь.
— Береги-и-ись!..
Узкую Сретенку пролетели единым духом, подгоняемые грохотом отраженного от стен домов эха. Огибая Сухаревскую башню, выскочили на Садовую улицу, свернули на Каланчевскую площадь и остановились возле Николаевского вокзала.
Загнанный конь тяжело и часто поводил боками, от которых и из покрытых клочьями пены ноздрей густо валил пар.
— Спасибо, братец, — поблагодарил извозчика Мишель, засовывая в его широкую, раскрытую ладонь рубль.
— Премного благодарен! Если вам барин обратно ехать, так я подожду. С превеликим нашим удовольствием.
— Нет, не надо, не жди! — на ходу крикнул Мишель, бросаясь в двери.
В здании вокзала было полупустынно, только кое-где вдоль стен на узлах сидели бабы с завернутыми в тряпки ребятишками на руках, ожидая свой поезд. Он обежал все помещения, особенно внимательно осмотрев зал ожидания первого класса, где было почти пусто.
Заметил важного, расхаживающего туда-сюда дежурного в форме, подскочил к нему, спросил:
— Когда отходит поезд на Петроград?
— Теперь отходит-с, через десять минут, с третьей платформы! — ответил дежурный, внимательно оглядывая обратившегося к нему господина. — Если вам ехать, то торопитесь, следующий будет не скоро...
И хотел добавить что-то еще, но подозрительный на вид господин, не дослушав его, сорвался с места.
Мишель выбежал на платформу. Где-то впереди, шумно отдуваясь, пускал пар паровоз. Из трубы мерно сочился черный дым. Пахло гарью, потому что раньше паровозы топили первоклассным, малодымным углем, а теперь чем придется.
Мишель бросился к последнему вагону, но путь ему преградил кондуктор.
— Будьте любезны предъявить ваш билет, — потребовал он.
Не очень-то вежливо, поскольку всклокоченный, мокрый с головы до ног, в грязи, с ссадиной на голове господин мало напоминал пассажира, который поедет первым классом.
