Шайгалов едва ли обратил внимание на этот аспект, ему казалось очень важным выяснить как можно больше об исконной цивилизации Афины.
– Ты сказала: "мужчин не осталось", – он понимал, что задает болезненный для нее вопрос. – Что случилось с ними?
Глаза Лады потемнели.
– Я знаю больше, чем ты думаешь, – произнесла она. – В космосе шла война. Я была девочкой, когда сюда прилетели люди на больших кораблях. Они забрали всех мужчин, даже детей, объявив, что на нашей планете будет база. Они обещали, что все вернутся сюда невредимыми, после того как пройдут "обучение", – она произнесла это слово с запинкой.
– И?
– Война закончилась. Никто не вернулся.
– Сколько же вас осталось?
– Мало, – неопределенно ответила она. – Очень мало… А базу они так и не построили, – предупреждая вопрос Шайгалова добавила Лада. – Их машины что-то делали на островах, но потом куда-то исчезли.
Иван понимал, что должен выразить сочувствие, но, прислушавшись к себе, он вдруг с внутренним холодком понял, что просто не умеет утешить, не может подобрать правильных в такой ситуации слов, а те, что приходили на ум, казались затасканными, пошлыми, не искренними...
Я похож на машину, – с внезапной, необъяснимой тоской подумалось Ивану, когда его взгляд коснулся древнего дройда,
Война превратила его в морального калеку, но, чтобы осознать это, ему нужно было повстречать Ладу, а затем взглянуть на древнего дройда.
Чудес не бывает…
Он не мог расслабиться. Его губы улыбались в ответ на улыбку Лады, в душе действительно пробивались ростки неведомых ранее чувств, но на фоне мелких незначительных изменений шла постоянная холодная, рассудочная оценка ситуации, он машинально, по привычке анализировал каждый свой шаг, каждое слово, то есть внешние проявления и внутренние оценки вдруг пошли в разрез, порождая ощущение двойственности, моральной лжи что ли?
Ему было неудобно в этой дурацкой, травянистой тунике, в душе росла саднящая тревога: ну не могли мы пропустить явные признаки цивилизации, пусть даже они полностью ассимилировалась с исконной жизнью планеты…
Лицо Лады настораживало, ему казалось, что он уже однажды видел подобные черты, но где, когда и при каких обстоятельствах, вспомнить не мог, и потому собственное поведение казалось ему сплошной фальшью, которую полковник не терпел у других и тем более не выносил в собственной душе.
Не выдержав, он сказал, обращаясь к Ладе:
– Извини, но я должен буду уйти. Далеко отсюда до места крушения "Сакса"?
