Судя по сообщению покойного полковника Шайгалова, боевыми кораблями завладели люди дикие, мало сведущие в технике, тактике, но решительные, кровожадные и фанатичные. Пусть будет так. Поствоенное пространство Обитаемой Галактики быстро забывает уроки, теряет единство, взять, к примеру, три звездные системы: Икствайл [28], Парлем и Орихайго. Сейчас они объявили о независимости и создали оборонительный союз, укрывая на своих планетах беглых военных преступников. Адмирал не мог навести там порядок силами Флота, иначе другие суверенные миры поднимут вой о «попрании независимости колоний».
Пусть так.
Но возмездие неотвратимо. Те, кто пригрел у себя убийц, кто не уважает павших в борьбе за их же независимость, все же понесут заслуженную кару, одновременно показав остальным как опасно оставаться в одиночестве, уповая на беглых преступников и несколько трофейных кораблей.
Данные по анализу гиперсферных линий навигации свидетельствовали: у ширианцев, если они предпримут завоевательный поход, есть три маршрута – к Земле (он будет перекрыт одним уз ударных флотов колоний, блокирующим Солнечную систему) к системе Афины, куда они не сунутся после сегодняшнего инцидента, или к мирам тройственного союза.
Адмирал прищурясь смотрел на три крохотные звездочки.
Вы получите по заслугам, господа, но не сомневайтесь, – мысленно беседовал он с незримыми оппонентами, – когда наглядный урок будет преподан, Флот Колоний придет к вам на помощь. Обязательно придет, чтобы продемонстрировать – есть только один гарант мира на поствоенном пространстве…
* * *
Полковник Шайгалов сидел в полном одиночестве, глядя, как пологие океанские волны, подкрашенные в багрянец зари, лениво накатывают на галечный пляж, облизывают сглаженные прибоем валуны, оставляя подле них извилистые дорожки пены, и тихо, крадучись откатываются назад, чтобы снова возродиться…
Он не хотел возвращаться назад.
Непонятный ком в груди, чувство тоски, обреченности, едва ли не тщеты всего сущего захлестывало душу, как пенный прибой.
Тихий вечер, наступивший после полного жестоких событий дня, нес не умиротворение, он казался либо издевкой, либо назиданием самой природы, говорящим: я залечу свои раны, а ты?
Шаги.
Он не вздрогнул, не показал вида, что слышит их, но на самом деле тренированный слух Шайгалова отлично различал посторонние звуки, настороженно выделяя их из общего шумового фона.
Шли двое. Поступь одного была уверенной, твердой, второй человек передвигался мягко, как будто крадучись.
