Довольный Иванов идет по Арбату.
Очередь в шашлычную не очень большая. Даже кстати: можно снова звонить. Сестре? «Але-у… Валя? Наконец-то мы тебя допекли. Привет. Мы — это я и два телефонных автомата. Вернее, три. Ты обедала? Я занял очередь в шашлычную…»
После недолгой паузы сестра спрашивает, можно ли ей прийти вдвоем с подругой. «У меня всего один сувенир, — смущенно говорит Иванов. — А в общем, валяйте».
Валя — это, наверное, от глагола «валять». Дурака. Она давно сводит с ним эту свою подругу, так как обе работают в одном издательстве.
Через десять минут сестра целует его в щеку. Швейцар пропускает в шашлычную очередную порцию проголодавшихся.
Столик чист, меню на столе.
— Ну, а чего ж ты одна? — спрашивает Иванов.
— Но… Ты же не захотел.
Вот те раз. Не захотел. Он же сказал: «Валяйте».
— Что-то ты похудел. Не болеешь?.. Расскажи, как там они.
— Они там нормально. А вот ты как? Детки здоровы? Я слышал, что твой снова в командировке. Куда его носит?
—. Туда же, куда и тебя. Только ты в кап, а он в соц.
— Знаю я этот «соц». Что будешь есть?
Она не слышит вопроса, она опытными глазами стреляет в шашлычников. Все представления о женской верности снова трещат по швам. Иванову просто хочется взвыть. Он ждет от сестры не подтверждения собственных мыслей, а опровержения. К тому же ей ничего нельзя рассказать! Он и забыл, что она лицо в некотором роде заинтересованное. Семь лет назад у нее прямо из-под носа увели Митьку Медведева. Правда, она сразу же вышла замуж за своего прапорщика. Правда и то, что у них с прапорщиком две великолепные девчушки. Племянницы Иванова одна лучше другой. Но он знает, что у нее зажило только сверху. Нет, с сестрой нельзя говорить на эту тему…
Он хочет заказать коньяку, но Валя искренне протестует: ей надо править какую-то срочную рукопись. Он достает из своего потертого дипломата комплект роскошных фломастеров:
— Вот! Это тебе для расправы над графоманами. Души их, мерзавцев, почем зря.
— Прелесть. А что ты привез себе? Для расправы над алкоголиками?
— Ничего. Кроме двух-трех новых идей.
— Ну, идей-то у них и так хватает.
— Ихние идеи я знаю наперечет, я говорю о своих. Слушай, Валя, одерни юбку.
— Какую юбку? — она пробовала черный фломастер.
— Твою, понимаешь?
Иванов неожиданно для себя сунул руку под стол и сильно дернул за сестрин подол.
— Ты что? — она округлила от удивления глаза. — Рехнулся в своем Париже?
Иванов, вытянув шею, трагическим шепотом произнес:
