Торопиться вообще-то некуда. Но стремительный туристический, а может, буржуазный парижский стиль уже внедрился в кровь, подобно очередному московскому вирусу. Когда единственное такси пришлось уступить иностранцу, Иванов, недолго думая, подцепил частника. Можно бы ведь сказать этому иностранцу: «Не возникай!».
Черт знает что! Уступишь женщине место, а потом часа два вспоминаешь об этом геройстве. Дорогу покажешь и радуешься: «Ах, какой молодец». Но ведь истинно добрый человек не анализирует свои поступки. Он делает добро непроизвольно. А мы привыкли уже и думать о себе в третьем лице…
«Если его не устроит шесть рэ, добавлю ему пакетик парижской жвачки», — подумал Иванов и вместе с чемоданом залез в старый «Москвич».
От отпуска оставалось всего-навсего сорок четыре часа. Как говорят, рожки да ножки. «Интересно, кому достался армянский коньяк? Хорошо, если горничной..»
Хозяин «Москвича» оказался до того болтливым, что забывал включать указатели поворотов. Иванов молчал. Москва не шутя надвигалась спереди и с боков.
На другой день, едва отоспавшись, Иванов выбрался в город. На душе оказалось неожиданно празднично. Дышалось легко, голова была светлой, хотелось двигаться. Иванов радовался весенней Москве, пока не вспомнил Медведева.
«.. Свет потух, но совсем не надолго. Минуты на две, не больше. Гениальный журналист не мог за эти минуты уйти в свой номер. Тем более в темноте. Он вошел к ней, это уж точно. Ну и что? Может, он сразу ушел, это тебе неизвестно. И вообще, не лезь ты в это гнусное дело! Ты и так уподобился Бог знает кому. Следил за каждым ее шагом, словно ищейка. Отвратительно… Но как же теперь глядеть в Митькины голубые глаза? Как? „Не возникай!“ Вот как. Он разберется сам. Он мужик божьей милостью. Он почувствует все сам, такие штучки ничем не замаскировать».
Около метро «Смоленская» Иванов вышел из троллейбуса.
«Сам. Ну, хорошо, он-то, допустим, сам. А ты? Друг ли ты-то ему, если будешь молчать как рыба? Нет, надо сразу же позвонить и встретиться…»
Телефон-автомат попался совсем чокнутый: возвратил не одну монету, а две. Так-с. Сестрица, как всегда, с кем-то болтает. Занято. Вместо одной двушки автомат возвращает две. Что-то новое. Когда не возвращают свои кровные — это понятно, а тут… Ну дает, совсем расщедрился. Только зачем Иванову столько двушек? Не будем обирать государство, перейдем на другой автомат.
«Не возникай!» — всем своим видом говорит девушка, занявшая будку соседнего автомата. Но ты еще насквозь пропитан парижской галантностью, она все еще не выветрилась. Милая, да звони ты сколько тебе хочется. Я ведь могу и не звонить.
