Разрозненные страницы | страница 36



Внешторг — вот наш торговый дом!
Внешторг — солидность только в нем!
Торгуют в нем без ширмы,
От Мексики до Бирмы
Весь мир мы здесь ждем!

Идут выставки художника Филонова. Брянцев организует первый детский театр, впоследствии знаменитый ТЮЗ, где начинали Н. Черкасов, Б. Чирков. Композитор Глазунов добывает у А. В. Луначарского еще один паек для пятнадцатилетнего Дмитрия Шостаковича, который работает тапером в кинотеатре «Селект» на Караванной.

Появились другие театры, как наш. Была «Коробочка» (открыл ее Б. Борисов), в Москве — «Павлиний хвост» (организовали актеры театра Корша, среди них Коновалов, Топорков и другие), «Мастфор». Были театрики в Харькове, Ростове и еще несколько, программ их я не видела. Но «Балаганчик» держался крепко.

У меня свое место в программе. Я пою песенки и частушки. Костюм для частушек я придумала сама. Он был довольно дурацкий — сарафан с кринолином и нижними юбками, кофта с пышными рукавами, туфли на высоких каблуках, на голове маленький платочек уголком. Но, наверное, все это было симпатично, потому что успех я имела довольно большой. Говорили, будто бы какая-то часть публики приезжает специально послушать песенки, а после того, как я кончаю петь, сразу уезжает. С. Тимошенко объявлял меня так:

— Это современная актриса, актриса сего дня, актриса речи, рассказчица, мимистка, танцовщица, плясунья, певица — все сие проделывающая с иронически лукавой улыбкой, блеском глаз и мгновенной реакцией на окружающее. Если вы скажете мне, что это Рина Зеленая, я не стану возражать.

О том, какой я была, оказывается, прекрасной, я недавно прочла в одном из старых журналов за 1923 год. А тогда я этого не знала. Но успех свой на сцене считала совершенно нормальным. Песенку Веры Инбер «Когда горит закат», которую я исполняла в программе, пел весь город.

А Шатов денег все равно не дает. Но теперь зовут на концерты, и мы немного зарабатываем: после спектакля едем выступать, куда пригласят.

Были у меня деньги или нет — все равно я со спектакля ехала на извозчике. Это вам не таратайка московского извозчика (см. старые открытки: высокая ступенька, дурацкие козлы, где сидит извозчик, а за ним продавленное сиденье, кривое или драное). А тут! Широкая коляска, кучер, как царь, сидит на троне. А сиденье и спинка за вами кожаные, стеганые, с пуговками, как на английской мебели. Подножка широкая, низкая, ступить ногой удобно. Сядешь и едешь, как барыня. Мимо тебя идут дома, один краше другого. Слева бесконечные колонны Казанского собора. А там мимо арки Генерального штаба поворачиваешь на Морскую и по ней мимо всего — до площади Исаакия. Тут вам, пожалуйста, и «Англетер», еще ни с чем страшным не связанный, еще долго до несчастья. И может быть, меня ждет Слонимский или Михаил Михайлович Зощенко, и мы будем сидеть и долго разговаривать обо всем прекрасном, что мы еще сможем увидеть и сделать в жизни.