— Умоляю вас, Пино! — говорит он сквозь зубы. — Не валите вину на невинную девочку, чтобы снять весь груз ответственности с шоферюги! Мы все, здесь присутствующие, будем свидетелями этого нелепого происшествия. Вы здесь ни при чём, и точка!
— Тебе же говорят, что это не твоя вина, — шепчет елейным голосом преподобная мадам Пино.
Почти уверившись, Тщедушный идёт на сделку с совестью…
— Ну что ж, раз уж вы были свидетелями…
Старик улыбается своим мыслям.
— Я не сказал, что мы были свидетелями, я сказал, что мы ими будем!
Но Пино слишком расстроен, чтобы оценить прелесть этого нюанса.
— Во всяком случае, — бросает он своей половине, — наш отпуск теперь уже закончился!
Старик берёт его за руку.
— Нет, дорогой Пино, — говорит он, — наоборот, он только начинается!
В духоте мягкой обивки небольшого салона в стиле гостиничного Людовика Пятнадцатого мы держим совет перед завтрашним отплытием.
Присутствуют: Старик, Сам, Берю, Пинюш и господин Феликс, чья глубокая культура и рассудительность произвели на нашего Биг Чифа неизгладимое впечатление. С другой стороны, педагогические способности человека-хобота как нельзя лучше подходят для того, чтобы оказать содействие коллективу сыщиков, которые отныне должны стать глазами и ушами. Нужно, в самом деле, знать все тонкости детской психологии, чтобы быть хорошим полицейским, ибо если мужчины — взрослые дети, то преступники — это трудные взрослые дети.
Я сделал им изумительно краткое резюме всех несчастий, постигших компанию «Паксиф». Поведал о каждом таинственном исчезновении со всеми подробностями, которые мне известны, о пропавших и об обстоятельствах их пропажи.
Наступает молчание, отягощённое думами. Эти господа осмысливают мои откровения, словно любители кроссвордов, ломающие голову над каким-то слишком трудным словом.
Но Почтенный не любит простоев в работе. Он исходит из принципа, что думать должен начальник, тогда как подчинённые должны действовать.
— Друзья мои, — говорит он, — я вас слушаю.
Берю прочищает слизистую в руку, свернутую трубочкой, вытирает её о штанину своих фланелевых брюк и, имитируя ртом звук, который невоспитанные люди делают анусом, роняет проникновенным голосом:
— Ну, блин!
При всей лаконичности фраза не лишена выразительности и к тому же хорошо выражает общее настроение. Но она не удовлетворяет Старика, и он роняет с презрением:
— Это всё, Берюрье?
Толстяк качает головой уклончиво-отрицательно.
— Как сказать, — добавляет он не совсем положительно, но все же с надеждой…
