— Похоже на аварию, сэр.
— О боже, — подпрыгивает Берю, — ведь там на дороге Мари-Мари, одна! Чёрт, лишь бы она не попала в эту передрягу!
Он резко открывает дверь, с таким зверством, что металлическая створка ударяется о старую «дофин», стоящую справа от нас. Впервые за свою долгую жизнь Росс не смог сохранить спокойствие.
— Мудак! — вскрикнул он.
— Росс?! — вопит в удивлении Старик. — Вы говорите по-французски?!.
— Самую малость, сэр, — извиняется старина, восстановив достоинство.
Толстяк несётся по дороге, превратившейся в ярмарочную площадь. Его толстые ляжки трясутся как айвовое желе.
— Извините меня, — шепчу я Боссу, — я тоже иду туда, у меня какое-то предчувствие.
— Да бросьте вы! — ворчит Старик, видя, как дрогнул его карточный домик.
Но мне до фонаря его эгоистические помыслы. Неожиданно меня охватила какая-то тревога. Она сваливается на вас без предупреждения. Багор, брошенный с того света и который пригвождает вас в один миг. Так же, как предчувствуют тяжесть некоторых болезней, когда они выглядят ещё неопасными, о катастрофе узнаёшь раньше, чем тебе о ней объявят.
Я покрываю несколько сот метров в олимпийском темпе, догоняю Берю, обхожу его, тяну за собой.
Когорта автомобилистов становится плотнее. Я проталкиваюсь, чем заслуживаю суровые окрики: «Нет, ну что он себе позволяет, мы тоже хотим посмотреть!»
По мере того как я приближаюсь к месту аварии, я определяю её причину. Машину с фургоном ударила автоцистерна.
Из всего этого образовалось страшное столпотворение.
— Это Пино! Это Пино! — пыхтит Берюрье, уже давясь от рыданий. — Ты видишь кровь? Всю эту кровь? Какое несчастье! Мари-Мари!
Он останавливается поблизости от места драмы, падает на колени, заламывает руки, ревёт, стонет, бьётся головой об асфальт, по которому течёт ручей алого цвета.
— Эй, слушай, ты что, сдурел, дядюшка! — раздаётся знакомый голос. — Тебе не стыдно выдуриваться перед народом?
Мамзель Косичка! Мари-Мари! Живая, без нескольких зубов, с двумя жёсткими хвостиками, торчащими на голове в разные стороны, в юбочке-шортиках небесно-голубого цвета и в маечке в красную и белую полоску, которые делают из неё триколор!
— Ррраухухмфф! — приблизительно выдаёт Толстяк, бросаясь как сумасшедший к своей племяннице.
Он хватает её в охапку и скачет в открытом поле со своим ценным грузом. Малышка брыкается, лупит его руками и ногами. Наконец, очнувшись, Берю вновь обретает нормальное артериальное давление.
— Я так испугался! — пускает слюни он. — О, я так испугался, я так испугался. Так это же машина Пино?
