Молодого человека звали Жерар. Поев, он прочитал по бумажке два стихотворения, а потом продекламировал еще два наизусть. То были элегии о смерти и увядании, о быстротечности и бессмысленности земного существования. Девушка развеселилась. Поэт, хотя и тощий, оказался великолепным едоком. Матильда спросила, может ли он уничтожить еще один ростбиф. Жерар заявил, что для него это не составит труда и что Матильда понимает поэзию. Но не находит ли она, что человеческая жизнь безотрадна? К чему жить? Жерар съел еще два ростбифа, и его стихи стали еще меланхоличнее. Теперь он принялся обсуждать проблему самоубийства. Что касается его, то он готов в любой момент покончить с собой — разумеется, не сегодня, после столь обильного ужина, а завтра. Матильда развеселилась еще больше. Несмотря на худобу, вид у Жерара был вполне здоровый, он явно проживет еще лет пятьдесят.
— А как же смерть? — спросила она Жерара, перед которым теперь стояла тарелка с сыром. — Что делать, если смерть еще печальнее жизни?
Меланхолично жуя, Жерар ответил вопросом на вопрос:
— Кто знает, может, жизнь дана нам в наказание за те преступления, которые мы совершили когда-то в ином, отличном от нашего, мире? Быть может, наша жизнь и есть ад, и церковники ошибаются, суля нам после смерти адские муки.
— Они сулят нам также и райское блаженство.
— Тогда не исключено, что все мы поголовно — падшие ангелы, и каждый из нас обречен провести определенное количество лет в каторжной тюрьме на этом свете.
— Но ведь при желании срок заключения можно уменьшить…
— Вы говорите о самоубийстве! — Жерар с восхищением кивнул. — Но люди не хотят и думать о нем. Их оно пугает. Хотя самоубийство — освобождение! Если бы жизнь была не жизнь, а огонь, мы бы знали, что делать. Выскочить из огня! Ирония заключается в том, что…
«Ирония — это все, что нам остается, — подумала Матильда. — И иногда, например, при таких проповедях, как эта, ирония весьма соблазнительна».
Она наблюдала, как Бернар, пристально разглядывая лица прохожих, прошел в десяти шагах от ее столика.
— Если бы все ваши желания исполнились, что бы вы потребовали от судьбы? Какое ваше самое большое желание? — спросила она Жерара.
— Я хочу только несбыточного, — не задумываясь, ответил поэт. Девушка с благодарностью взглянула на него.
— Тогда вам нечего больше желать, — сказала она. — Вы все уже имеете.
— Я и не желаю себе ничего, кроме такой слушательницы, как вы! — заявил Жерар с мрачной галантностью и прогнал художника, который как раз закончил портрет Матильды и подошел к их столику. — Навсегда! Вы понимаете меня!
