Мне становилось все страшнее и страшное. Уж очень подозрительными показались мне эта красавицы. И всё же я согласилась войти с ними в дом, чтобы посмотреть, что там такое.
Мы вошли сначала в спальню. Каждая комната в доме была очень чистой, прибранной и красивой, обставленной прекрасной мебелью, на окнах были красивые тонкие прозрачные занавеси, а полы были устланы красивыми дорогими коврами. И каждый раз, когда мы приближались к очередной комнате, ее хозяйка входила туда первой, чтобы встретить нас там зажженными палочками благоуханного фимиама. А перед тем, как нам выйти из комнаты, её хозяйка окропляла нас розовой и жасминовой водой и благодарила за то, что мы почтили её дом своим присутствием.
Когда мы обошли все комнаты, ко мне подошла самая старшая из сестер и сказала:
- Теперь тебе осталось только навестить нашу свекровь, мать наших мужей. Она старая женщина, всегда сидит, не может вставать и ходить.
Комната старухи располагалась на втором этаже дома. Мы поднялись туда по белым мраморным ступеням и вошли в просторную комнату, где, однако, было очень мало света: здесь были очень узкие окна, и солнечный свет проникал сюда лишь, когда солнце клонилось к закату; он проникал сюда сквозь маленькое слуховое окошко в западной стене дома. В углу этой большой комнаты на огромной перине сидела дряхлая горбатая старуха с растрепанными волосами, горящими глазами, длинным крючковатым носом, в руке у нее была прялка, на которой она пряла из грубой овечьей шерсти тонкую нить. Вид этой дряхлой старухи сильно испугал меня, я почувствовала, как у меня руки-ноги затряслись от страха, и волосы зашевелились на голове. Но старуха встретила меня приветливо и засмеялась неприятным скрипучим смехом. Потом протянула мне руку, чтобы я поцеловала ее. На руке были длинные костлявые пальцы с черными ногтями, похожими на когти орда или грифа. И все же я не убежала от нее, а села у её ног и спросила, как её зовут и кто она. Она громко раскашлялась, отчего рот у неё открылся и показались острые как серпы клыки, старуха высунула язык, напоминавший жало ядовитой змеи, но не произнесла ни единого слова. Я еще раз спросила ее, а она в ответ проделала то же самое. А на третий раз сказала:
- Я самая старшая из Шаатут-Баатут. Я всем им мать. А когда-то я тоже Мирьям была, а теперь вот страх нагоняю на тех, кто ходит по темным углам. Иди сюда, и людям отнеси хну летучих мышей.
Потом своими острыми ногтями она оцарапала мне бок, да так больно, что я вся сжалась в комочек от боли и страха. Очнулась я только тогда, когда одна из красавиц радостно закричала прямо у меня над ухом, и тут я увидела, что я снова во дворе, а красавицы, собравшись вокруг меня, поют веселые песни, хлопают в ладоши и брызгают мне в лицо розовой и жасминовой водой.
